Колумбы российские
Шрифт:
Через несколько дней это ледяное спокойствие было нарушено. Пошел вдруг густой снег, сначала бесшумно, потом с северо-запада потянуло ветерком; ветер стал дуть сильнее и вскоре закружила страшная сибирская пурга, во время которой не видно ни зги. К счастью, невдалеке оказалась деревушка, и полузамерзшие путники смогли остановиться в одной избе, отогреться и провести ночь, чтобы переждать пургу. Если бы не этот вынужденный отдых, Резанов давно бы уже гнал вперед по замерзшей реке. Все, о чем он думал и что давало ему силы преодолевать препятствия, холод и голод, это были мысли о Конче и о солнечной Калифорнии.
Прошло еще несколько дней этой ужасной гонки в стужу, и перед глазами измотанных, дошедших до последней точки людей показались берега замерзшей реки Ангары, на берегу которой раскинулась столица Восточной Сибири — Иркутск. Длинный путь от Якутска, более тысячи верст езды на возке, наконец закончен. И опять, как и в Якутске, остолбенелый губернатор и высшие чиновники глазам не верили, увидя царскую придворную особу в их Богом забытом городе.
Иркутск, где он когда-то бывал и даже познакомился с девушкой, ставшей потом его женой, встретил его торжественно, так как обычно встречают особ царской семьи. Губернатор предложил ему лучшие апартаменты своего дворца для отдыха после тяжелого пути. Когда губернатор обмолвился о том, что его почетный гость пробудет в Иркутске до весны и когда установится хорошая, сухая погода, то он сможет возобновить свое прерванное путешествие, камергер вскочил, как ужаленный:
— Ваше превосходительство, — вскрикнул он, — вы, очевидно, меня не поняли! Мне необходимо, жизненно необходимо ехать дальше немедленно. Покорнейше прошу вас отменить все приемы в мою честь… Я отправляюсь дальше, как только закончу все дела, разберусь в бумагах и напишу несколько писем. Все это займет два или три дня, и дальше снова в путь, на этот раз в город Красноярск.
4
На следующий день, когда Резанов совершал последние приготовления к отъезду в Красноярск, у него вдруг закружилась голова и он чуть не упал, если б его вовремя не подхватил Томори, который сразу же уложил хозяина в постель. Вызванный доктор только покачал головой и сказал, что и мысли быть не может о поездке в это время.
Да Резанов уже ничего и не понимал — он был в бреду. Вызванные на консилиум другие доктора несколько дней сидели у кровати камергера, который все время бредил и беспрестанно шептал какие-то непонятные слова на непонятном языке. Они ни слова не понимали из его жарких, бредовых объяснений с Кончей по-испански. Состояние здоровья петербургского вельможи их беспокоило. День за днем доктора следили за ним, не зная, чего ожидать. В те дни, когда сознание возвращалось к нему, он пытался встать с постели, одеться, приказывал Томори седлать лошадей: надо ехать скорее, кричал он, время не ждет. — И снова бред, продолжавшийся несколько дней.
Прошел студеный декабрь с его рождественскими морозами; крещенские морозы следом за ними покрыли город пеленой застывшего туманного воздуха. Люди опасались выходить на улицу, чтоб не лишиться носа или ушей. Наконец, подошел февраль… немного потеплело, и Резанов стал чувствовать себя лучше. Он заметно поправлялся и каждый день говорил о скором отъезде в Красноярск, хотя еще был очень слаб. Доктора позволили ему выходить в заснеженный сад на небольшую прогулку, чтобы набраться сил да и свежим воздухом подышать. В остальное время Резанов сидел у замерзшего окна, покрытого инеем и смотрел на оживавший город. Доктора все еще противились его отъезду и говорили, что он сможет поехать не раньше весны.
— В вашем теперешнем состоянии, — говорили они ему, — поездка в Красноярск будет равносильной самоубийству… вы никогда не доедете… подождите до весны… земля засохнет, откроется тракт, и вы, с Божьей помощью, поедете.
Резанов молча пожимал плечами и возвращался в постель. У него уже роились в голове другие планы, и он нетерпеливо отмахивался от надоедливых докторов. «Будет смешно откладывать поездку, — говорил он сам себе, когда оставался наедине, — ехать надо теперь по твердой, замерзшей земле, по которой лошадям легче бежать, чем весной, в распутицу, по мягкой, грязной дороге». Только бы ему набраться сил побольше, чтобы он смог в седло взобраться и — в путь-дорогу!
Ехать он решил верхом, оставить медленные возки позади со своим слугой Томори. В конце февраля на дворе еще были трескучие морозы. Резанов, к изумлению всех, собрался в путь и велел Томори вызвать своих спутников-казаков, которым приказал немедленно собираться в путь и седлать лошадей. Томори не решился противиться ему, но, вызвав казаков, в то же время дал знать докторам о планах Резанова. Не прошло и нескольких минут, как доктор поспешно прибыл в губернаторский дворец. Он обратился за помощью к губернатору, и они оба сделали попытку отговорить камергера от его плана. Все их попытки, однако, не увенчались успехом, так как Резанов настоял на том, что важные государственные дела требуют его немедленного отъезда в Петербург.
— В таком случае, — заявил доктор, — мой долг требует, чтобы я сопровождал вас в Красноярск. В вашем теперешнем состоянии, ваше превосходительство, при вас должен постоянно находиться доктор.
Резанов поднял глаза и хотел было ответить отказом, но потом передумал и тихо сказал:
— Я вам премного благодарен за ваше самопожертвование… ваше присутствие в пути будет для меня и для моего здоровья самым лучшим эликсиром. Могу вас заверить, доктор, что ваше внимание не останется невознагражденным.
— Я никакой награды не жду, Николай Петрович. Лучшей наградой для меня будет видеть ваш благополучный приезд в Красноярск, — и доктор поспешно вышел. Ему нужно было заехать домой, чтобы собраться в дальний путь.
К приезду доктора Резанов уже полностью собрался и приказал подать лошадей.
Снова дорога, но на этот раз это хорошо наезженный, укатанный тракт из Иркутска в Красноярск. Когда Резанов садился в седло, доктор с тревогой заметил, что делал он это с трудом, но протестовать было уже поздно. Несколько часов езды верхом заметно утомили Резанова, и когда они остановились на ночлег в большой деревне, далеко раскинувшейся вдоль сибирского тракта, доктор подошел, чтобы помочь Резанову.
— Обо мне не беспокойтесь, доктор. Я чувствую себя прекрасно. Несколько часов сна здесь, в теплой избе, восстановят мои силы. Я в этом вполне уверен… Сознаюсь, что первый день дался мне нелегко, но чувствую я себя хорошо. Завтра утром увидите, что я буду готов продолжать путь.
И, действительно, утром, после хорошего сна в теплой избе, Резанов проснулся другим человеком. Доктор не верил своим глазам. К Резанову, видимо, вернулись силы, он повеселел, шутил, смеялся, подтрунивал над страхами доктора. После короткого, быстрого завтрака, кавалькада вновь тронулась в путь. Резанова и доктора, как обычно, сопровождали два казака.