Колумбы российские
Шрифт:
Хотя Резанов и храбрился, дабы показать Баранову, что он готов лицезреть самые примитивные условия существования в этом новом селении, но то, что он увидел, его поразило. Он просто не мог поверить своим глазам, что прославленный правитель американских владений, грозный Баранов жил в небольшой избушке, просто-таки в индейской хижине, да к тому же с дырами везде — в крыше, в стенах и в полу.
Баранов искоса наблюдал за ним, хотел увидеть, какое впечатление произвел вид хибарки на Резанова… увидел его реакцию с каким-то внутренним удовлетворением.
Они вошли в маленькую столовую, и Баранов указал гостю на небольшую комнату рядом, выглядевшую чище и суше.
— Прошу! — указал он рукой. — Это будет вашим помещением, Николай Петрович. Надеюсь, вы найдете эту комнату удобной — самая лучшая комната во всем моем «дворце».
Камердинер Резанова, следовавший за ним по пятам, заглянул в комнату и. в ужасе попятился назад. Никогда еще за всю жизнь он не служил своему барину в таких «покоях».
Можно себе представить возмущение доктора Лангсдорфа, которому показал его помещение помощник Баранова Кусков. Когда Кусков открыл дверь Избы, где Лангсдорфу надлежало жить, доктор в негодовании посмотрел на Кускова, лицо его побагровело и он прохрипел:
— Здесь, даже свинья не будет жить, ни одна немецкая свинья не согласится жить в этом грязном свинарнике. Я пойду жаловаться господину камергеру немедленно. Это оскорбление предлагать такой свинарник мне — ученому-натуралисту и личному врачу его превосходительства!
Кусков только пожал плечами и ничего не сказал, когда возмущенный доктор круто повернулся и почти бегом выбежал из избы… Тараканов, прибиравший дом для доктора, сплюнул в сторону и презрительно пробормотал:
— Грязная немецкая свинья!.. Что он ожидал в этой индейской деревне — палац какой-нибудь!
Негодование Лангсдорфа, однако, значительно уменьшилось, когда он вошел в дом Баранова и увидел комнату, приготовленную для его патрона. Комната камергера была нисколько не лучше той, что предоставили доктору. Резанов сразу же понял по покрасневшему лицу доктора, что произошло, и холодно сказал:
— Вам бы не следовало жаловаться, герр доктор, относительно наших помещений. Посмотрите на мою комнату… Сами видите, хвалиться нечем. Не забудьте — мы пионеры на самых дальних границах российской империи. Здесь ведь самый дальний район распространения владений компании. И мы должны быть довольны, — добавил он внушительно, — что нам не приходится селиться в дырявых палатках. А вы можете себе представить, что там было бы в дождливую погоду? Здесь хоть, слава Богу, у нас есть крыша над головой.
Лисье личико маленького доктора перестало кривиться. Он смиренно поклонился Резанову и тихо вышел.
Последнее время Резанов стал недолюбливать доктора Лангсдорфа. Близко присмотревшись к нему, он понял, что весь его интерес к научным исследованиям был напускной, что он интересовался наукой и новыми открытиями только для прославления своего имени. «Маленький человечек, — подумал Резанов, — и маленькая душонка». Он давно бы с ним расстался, еще в Петропавловске-на-Камчатке, и решил его оставить на службе только потому, что в американских владениях не было ни одного доктора. Он понимал, что здоровье его оставляло желать лучшего и что ему нужен врачебный присмотр.
4
Как только доктор вышел из комнаты, Резанов с насмешкой поднял брови, встал и направился к выходу. Ему не терпелось найти Баранова и поговорить с ним. Столько писали об этом человеке в Петербург, столько разноречивого и непонятного, что только личная беседа могла рассеять туман… Почему люди здесь живут в такой невероятной бедности и… беднее всех сам правитель Русской Америки?.. Почему ничего не делается, чтобы улучшить положение промышленных, креолов и алеутов?.. Почему так много людей умирают от цинги?.. Эти и другие вопросы гнездились в голове Резанова, вопросы на которые он искал немедленного ответа.
И в этот первый вечер своего приезда в Новоархангельск Резанов долго сидел наедине с Барановым. Долго эти два человека, вершители судеб Русской Америки, сидели за столом и обсуждали вопросы, поднятые Резановым. Баранов во время разговора часто прикладывался к бутылке с водкой. Пил он много. Ему было все равно, что о нем думает и будет думать это высокопоставленное лицо. Ему все это надоело. Надоело постоянно отписываться перед компанией, просить, требовать и… видеть, что люди мрут, как мухи, стараясь обогатить компанию. Он решил теперь, что приезд директора компании Резанова был для него самым благоприятным событием, прекрасным случаем уйти в отставку и уехать подальше от этого места; пусть другие, помоложе, продолжают русскую великодержавную политику. Может быть, теперь он сможет уехать в Бостон, где давно предлагают ему интересную службу… там он сможет вырастить в нормальной обстановке, поднять, поставить на ноги своих Детей, дать им хорошее образование.
— Ваше превосходительство… Николай Петрович, я знаю, что вы многое слышали обо мне, много доносов писалось на меня, слышали одну сторону от этих монахов, отцов святых, — и он пытливо посмотрел в глаза Резанова, спокойно глядевшего на него. Резанов отказался пить, ссылаясь на слабость здоровья.
— Вы слышали одну сторону обо мне, а теперь я расскажу вам, что я думаю обо всей этой американской затее покойного Григория Шелихова; я вам покажу картину, которой еще никто не видел и не знает в Петербурге, потому что директора там не хотят знать ее… почему?!. Да потому, что это будет обвинением их самих…
Резанов, протестуя, протянул к нему руку:
— Александр Андреевич, ради Бога, не думайте так… Никто никогда не сомневался ни в вашей искренности, ни в ваших способностях. Наоборот, директора прекрасно знают, в каких ужасных условиях вы работаете, знают обо всех ваших затруднениях, и все, что они хотят теперь, в настоящее время, это чтобы вы продолжали с таким же усердием возглавлять наши владения в Америке…
Баранов посмотрел на него, не совсем понимая смысла того, что услышал. Казалось, он ожидал, что ему будет объявлено, что в его услугах более не нуждаются…
— Все же, Николай Петрович, разрешите мне высказаться… Мне есть что сказать.
Резанов склонил голову.
— Я весь внимание и к вашим услугам!..
5
Баранов заговорил…
Он высказал Резанову все, что у него накопилось на сердце за четырнадцать лет жизни, работы и борьбы на Алеутских островах. Он высказал все то, что он не смел писать ни Шелихову при его жизни, ни директорам компании… Рассказал, как он провел четырнадцать лет жизни в русской Америке, жизни, которую можно было сравнить с существованием диких животных, с людьми, многие из которых сами были не лучше зверей… Рассказал Баранов и о беспрерывной борьбе с цингой, ежегодно косившей людей только потому, что компания, ЕГО компания, которую возглавлял Резанов как один из директоров ее, не всегда поставляла обещанную провизию на острова и в то же время нетерпеливо требовала все больше и больше мехов. Одновременно правление компании присылало письма и инструкции с утопическими планами, требуя, чтобы Баранов непременно строил большие города, фантастические города с широкими площадями, церквами, школами, музеями.