Колыбельная для Титана
Шрифт:
— Смотрите туда! Видите, змея?
Мы дружно вытаращились в указанном направлении.
— Слушай, а ведь там и правда что-то лежит, — прошептала Полина.
Я кивнула: у самого корня, плохо различимая на фоне земли, притаилась, свернувшись калачиком, небольшая узкомордая змейка. Краем глаза я заметила, как нахмурился Алекс. Казакова тоже подобралась: судя по рисунку на коже, пресмыкающееся было ядовитым. А из тех ядовитых змей, которые, как я знала, водятся на территории нашей родины, все кусали так, что мало не покажется.
— Ребята, — тихо
— Можно и в доме, конечно, — с улыбкой ответила Игнатова, неожиданно делая шаг вперед. — Хотя у меня идея получше! — и как рявкнет, взмахивая рукой в сторону змеи: — Остолбеней, тварь божья!
Не знаю, как змея, а вот на нас подействовало. Мы все замерли на мгновение — даже цыганка. А потом Наташка нырнула под куст и вытащила за хвост неподвижное пресмыкающееся.
— Ух ты, смотрите! Я — реально ведьма, — засмеялась она, тряся змеей у нас перед носом. — Она даже не остолбенела, а прямо прорезинилась вся!
— Ты что делаешь! — грозным шепотом и с на удивление серьезным лицом ответила Полина. — Нельзя применять магию вне Хогвардса!
Это было последней каплей. Я осела на землю, спрятав лицо в ладонях, и уже даже не смеялась, а просто захлебывалась хохотом. Алекс, схватившись за живот, ржал где-то надо мной. Егор, заливаясь, аплодировал девчонкам так, что с соседнего дерева вспорхнула парочка снегирей. И даже цыганка соизволила выдавить улыбку, хотя наша неугомонная парочка испортила ей всю игру. Одному только Богдану было не до смеха. Потому что именно он оказался самым зрячим.
— Глядите-ка! — воскликнул парень, ныряя под тот же злополучный куст. — Еще одна змейка!
И, брезгливо схватив двумя пальцами, вытащил пресмыкающееся на свет. Я до сих пор не могу понять, кто тогда больше удивился: мы или змея. Беднягу сцапали поперек длинного туловища, скептически осмотрели, выдали:
— Похоже, эта сделана из желатина… Как по-вашему? — и любезно протянули нам.
Мы ахнули, дружно отпрянули, и Полина, которая первая пришла в себя, ласково попросила:
— Богданчик, брось гадюку, пожалуйста…
— Да какая же это?.. — начал было Соколов, но тут змея медленно подняла голову и так пристально-пристально посмотрела ему в глаза. — Ой! — пролепетал метросексуал и резким движением метнул змею через забор.
Мы проследили взглядами за ее коротким полетом, гадая, по какой причине Богданчик только что не получил два клыка в кулак: то ли гадюка не успела выйти из спячки и потому пребывала в легком анабиозе, то ли просто временно офигела от непривычного обращения.
— Да вы не бойтесь, — выдавила наконец цыганка. — Я ведь эта… как ее… заклинательница змей! Она уже не вернется.
— Правда? — ехидно буркнула Игнатова, бесшумной походкой отступая к Егору за плечо. — А что тогда вон там в траве шевелится?!
О, это был он! Женский вопрос, произведший эффект взорвавшейся бомбы. Я даже не поняла, как оказалась в доме: меня вдруг подхватили за руки и через две ступени буквально внесли в терем. Еще и двери за спиной захлопнули. Прекрасно! Я бы даже сказала — свершилось! Мы хотели экзотики — мы ее получили, оказавшись запертыми в доме заклинательницы змей (которая, кстати, от собственного «питомца» ломанулась первой!) с единственным выходом, сейчас не особо полезным.
— Ну и что теперь делать будем? — покосилась на Шурика.
— Не знаю, — вместо него ответил Егор, забавно кривляясь, будто собираясь вот-вот чихнуть. — И я его понимала: чем-то в тереме у цыганки попахивало. Причем так, что прямо адски, даже плакать хотелось. Возможно, еще и потому, что в сенях не было окон и, соответственно, нормальной вентиляции. Зато обнаружилось множество веников (то есть травяных сборов разной степени пыльности), развешенных на потолочных балках, на какой-то старинной модели полусгнившего деревянного веретена, стоящего в углу, лежащих на целом ворохе звериных шкур, сваленных там же. Самое же почетное место в сенях отводилось дивану — потертому, страшному, на котором сейчас рядочком сидели четыре откормленных котяры.
— У меня начинает болеть голова от этого запаха, — косясь на животных, круглые глаза которых в полутьме сеней сверкали немного пугающим светом, пожаловался старший Соколов.
Цыганка фыркнула с видом «ничего вы в ароматах не понимаете, презренные смертные!» и снова взмахнула своим цветастым платком.
— Касатик, ты же к ведьме в дом попал! — воскликнула она. Мне захотелось отвернуться и перекреститься. «К ведьме в дом» — не дай бог! Я бы в таком свинарнике и двух дней не протянула. — Ты мне ручку позолоти, и всю твою головную боль как рукой же и снимет!
Богдан хохотнул:
— Бабуль, вы простите, но ручку сейчас уже никто не золотит. Не принято!
— Тогда позелени! — без тени смущения ответила цыганка. — Я даже от гравировки не откажусь, особенно если она будет в виде лиц иностранных президентов. Тем более у тебя весь нужный инструмент есть. Вот в этом нагрудном кармане, — и ткнула коготком по рубашке.
— Эй-эй-эй, бабуля! — прыгнула вперед Полина. — Давайте расчет по факту выполнения работы. А то змею вы уже зачаровали — видели, знаем. Так что сначала Егора вылечите, а потом и о зеленых президентах поговорим.
— Да как скажешь, дитятко! — осклабилась цыганка, резко оборачиваясь к своему «пациенту». — Я ведь все могу! Заговорить, приворожить, порчу снять, ритуальчик какой-нибудь полезный по-быстренькому провести. А давай я тебе сейчас яйцо выкатаю!
— Не надо! — побледнел Егор, принимая позу футболиста, сделавшего «стенку» у ворот перед штрафным. — Можно мне аспирина? Просто обычного аспирина?
— Конечно, нельзя! — прошипела в ответ Игнатова. — Только трава! Только хардкор!
Мы с Полей хихикнули, а цыганка вздохнула, поскребла за ухом и с расстроенным видом швырнула платок на котов. Похоже, она смирилась с тем, что ее спектакль был окончательно загублен.