Колыбельная виски
Шрифт:
— Продолжая жить своей жизнью, ты не становишься плохим человеком, Ханна.
Я судорожно сглатываю.
— Ты должна заботиться о себе, чтобы заботиться о них.
Взгляд опускается в пол.
— Это всего лишь выступление группы. Всего в часе езды от этого дома, чтобы подышать свежим воздухом.
— Ты должна пойти, — раздался голос моего отца от двери, ведущей в холл. Когда я оборачиваюсь, он смотрит на меня, плотно сжав губы. — Иди и сделай что-нибудь для себя, малышка.
Киваю, хотя на самом деле не хочу идти.
Вывеска «Типси» мигает неоновыми огнями. Рядом с названием бара мелькает контур желтой пивной кружки, наклоняющейся вперед и назад. Этот бар существовал с тех пор, как закончился сухой закон, и эта вывеска гордо сияет с одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, как маяк в ночи, призывая всех местных жителей. Половина крошечного кирпичного здания выкрашена в белый цвет много лет назад, но остальная часть осталась красной. Мэг была права, это не бар. Он был на сто десять процентов воплощением хонки-тонка (прим. honky tonk — разновидность бара с музыкальными развлечениями, распространённая в южных и юго-западных американских штатах).
Отмахиваюсь от комара, когда мы идем через гравийную площадку к заднему входу. У двери стоит небольшая очередь людей, ожидающих, когда можно будет войти внутрь.
Мэг роется в сумочке, достает тюбик губной помады и наносит свежий слой розового блеска.
— Спасибо, что согласилась пойти, — говорит она, улыбаясь и хлопая длинными ресницами.
— Ага.
Вышибала у двери флиртует с группой хихикающих девушек. Они выглядят достаточно молодыми, чтобы все еще быть в старшей школе, но парень пропускает их, не проверяя удостоверения личности. Когда вышибала поворачивается к нам, Мэг стонет.
— Боже, только не он.
Брайан Джонс, один из ее бывших парней... или бывших сексуальных партнеров — не уверена, как его можно классифицировать.
Мэг пытается проскользнуть мимо парня, но он преграждает ей путь, скрестив руки на груди.
— Так, так, так. — Его тонкие губы растянулись в самодовольной улыбке. — И кто это у нас здесь? Мэг и Ханна. Совсем как в старые добрые времена.
— Заткнись, Брайан, — цедит сквозь зубы Мэг, пытаясь обойти его, но парень не двигается с места.
Брайан сужает глаза.
— Мне нужно посмотреть документы.
— Неужели? — Мэг срывает с плеча сумочку, вытаскивает права и протягивает ему.
Я достаю свои из бумажника, пока Брайан осматривает ее документ.
— Десять баксов, — говорит он с явной улыбкой в голосе, берет ее руку и рисует на ней массивный черный крест (прим. большим крестом в семидесятых помечали несовершеннолетних охранники американских ночных клубов, чтобы бармены видели, кому не следует продавать спиртное).
— С каких это пор в «Типси» устанавливают планку?
Брайан явно пытается вывести её из себя, что, по правде говоря, нетрудно сделать. Мэг уже постукивает носком своих туфель на шпильке по гравию. И я уверена, что если бы я могла видеть ее лицо, то ее ноздри раздулись, как у быка.
— Привет, Брайан, — здороваюсь я, протягивая ему права.
— Ханна. — Он подмигивает, прежде чем вскользь взглянуть на мое удостоверение. Затем возвращает его мне, ставит на моей руке микроскопический крестик и жестом приглашает нас войти.
— Такой мудак, — ворчит Мэг, когда мы переступили порог и ступили на неровный линолеум. — Ненавижу, что он видел меня голой.
Она спала со многими парнями, и, как я уже сказала, выглядела, как королева красоты, так что недостатка в парнях не было. Люди привыкли думать, что я тусовалась с ней в попытке привести ее к Иисусу. Но они ошибались. Я тусовалась с ней, потому что она мне нравится.
— Честно говоря, Мэг, кто не видел тебя голой?
— Ну, лучше бы он этого не делал.
Внутри бар уже набит битком. Тонкая дымка от сигарет клубится в воздухе, и аромат несвежего пива и запах потных тел почти сшибает меня с ног.
— О боже... — Я закашливаюсь.
— Ты забыла, какое это потрясающее место, да? — хихикает Мэг.
— О да, такое чудное место.
Из динамиков в углу комнаты раздается треск и скрежет. Громкий писк, последовавший за этим, пронзает мои барабанные перепонки, и я быстро закрываю уши. Когда шум стихает, его сменяет гортанный смех.
— Извините за это, — раздается из динамиков протяжный мужской голос с южным произношением, сопровождаемый ленивым ритмом гитары.
Мы проталкиваемся через крошечную комнату к бару. Бенджи Мартин стоит за стойкой бара, разливая напитки, с сигаретой во рту. Он был звездным защитником в Рокфордской средней школе, у него была стипендия в Алабаме, но весной перед выпуском с ним произошел несчастный случай на охоте. Бенджи не самый умный парень, благослови его Господь, уперся дробовиком в ботинок и случайно нажал на курок. Ему начисто оторвало палец на ноге, потом началась гангрена, и потеря ступни не сулила ничего хорошего для его футбольной карьеры.
— Эй, Бенджи! — кричит ему Мэг.
— Мэг, у тебя на руке большой крест.
Подруга дергает плечом.
— Как будто Бенджи это волнует.
Бармен подходит к нам, слегка прихрамывая, и прислоняется к стойке.
— МакКинни, ты станешь алкоголиком еще до того, как тебе разрешат пить.
— Пффф, умоляю. Дай мне Фаербол (прим. Fireball — это канадский ликёр с добавкой перца и корицы, очень любимый североамериканской молодежью и поклонниками острого алкоголя) и… — Она смотрит меня. — Что будешь пить?