Колыбельная
Шрифт:
— Вы пришли осмотреть квартиру? — спросил Чуркин и сразу понял, как нелепо прозвучал его вопрос: кто станет осматривать квартиру в половине пятого утра.
Он застыл от нехорошего предчувствия. Мужчина повернул к нему розовое гладкое лицо и осмотрел с головы до ног. Чуркин зажал между пальцами сигарету и похлопал себя по карманам в поисках спичек; мужчина без слов протянул ему зажигалку. Чуркин прикурил от трепещущего огонька. Пальцы у него дрожали, и он чуть не уронил сигарету.
— Вы боитесь? — вкрадчиво спросил мужчина.
Чуркин попятился к двери:
— Почему вы так решили?
— Не уходите, — попросил мужчина. — Я хочу перекинуться с вами парой слов. — Он говорил тихо, едва шевеля губами, и Чуркину показалось, что это не он, а дом разговаривает с ним, скрипя дверями пустых квартир, скрежеща разбитой плиткой, хлопая рамами пыльных окон, между стеклами которых навеки замурованы сухие тельца комаров и мух.
— Зачем мне с вами говорить? — сдавленным шепотом поинтересовался Чуркин.
Мужчина придвинулся к нему:
— Но люди должны разговаривать, верно? Как иначе понять, что у ближнего на уме?
— Я не хочу с вами говорить, — пробормотал Чуркин.
— Я так долго вас искал, а вы не хотите со мной говорить? — удивился мужчина. — Что за нелепость.
Чуркин уперся спиной в холодную стену:
— Не хочу. И зачем, черт возьми, вы меня искали?
Мужчина внимательно разглядывал вжавшегося в стену
Оглушительно тикали часы на стене. По грязному полу полз таракан. Мужчина с гладким розовым лицом застыл на пороге спальни. Девочка сидела с тряпкой на коленях и смотрела вниз, считая сколы и трещины в досках пола; кроме сколов и трещин она считала дни, проведенные здесь. Она переводила дни в часы, часы в минуты, а минуты в секунды не переводила, потому что недостаточно хорошо считала. Здравствуй, Анечка, ласково сказал мужчина, я так долго следил за тобой, так долго выбирал момент, чтоб познакомиться с тобой поближе, но этот страшный человек забрал тебя у меня из-под носа. Я без устали искал тебя и вот нашел: не бойся, страшный человек больше не обидит мою маленькую девочку. Теперь с тобой рядом я — тот, кто тебя любит. Аня подняла голову, но не увидела того, кто ее любит. Честно сказать, она ничего не увидела, кроме черного пятна в проеме двери. Она встала, на ощупь двигаясь к выходу. Мужчина с гладким розовым лицом перехватил ее на пороге. Его рука в тонкой кожаной перчатке была тверда как камень. Он потащил девочку за собой, и Аня безропотно последовала за ним. Они вышли из подъезда. На улице появились первые прохожие, спешащие на работу. Мужчина с гладким розовым лицом наклонился к Ане: бедненькая моя, ты так плохо одета, кофточка вся грязная, тебе лучше не показываться на людях до поры до времени. Скоро мы придем в одно хорошее место, и я дам тебе чистую одежду. Он поцеловал Аню в щеку, и девочке показалось, что гигантское насекомое коснулось ее кожи своими клейкими жвалами. Она посмотрела вверх, надеясь увидеть лицо поцеловавшего ее человека, но не увидела ничего, кроме черной фигуры, возвышавшейся над крышами домов; черная тварь, огромная, как колесо обозрения, повела ее через город темными переулками. Неподалеку жили, работали, разговаривали люди, но как Аня ни старалась, она не могла увидеть их. Тварь обходила места скопления людей стороной, безошибочно находя самые пустые улицы, откуда люди ушли навсегда, а если и остались, то жили, затаившись в тесных клетушках малогабаритных квартир, боясь выглянуть в окно. В этом городе так много спящих людей, проскрежетала тварь, их постоянно тянет в сон, многие из них спят с рождения и никогда не проснутся, оставаясь в мире прекрасных фантазий. Это напоминает мне вечный тихий час в каком-нибудь космическом детском саду; правда, забавное сравнение, Анечка? Анечке не было забавно. Она никогда не любила тихий час, но слова черной твари пробудили в ней воспоминания. Она вспомнила последний утренник в детском саду: мама купила ей белое платье и вплела в волосы ленту. Аня хотела, чтоб отец увидел, какая красивая у него дочка, но он не пошел на утренник, потому что устал после ночной смены и проспал целый день на диване. Вернувшись с утренника, Аня долго стояла возле дивана, жалея бедного папу. Чувство безотчетной нежности к безобразному человеку, от которого пахнет сигаретами и пивом, накатывало на нее; не существовало причин любить отца, но Аня всё равно любила, потому что это был ее единственный папа, который катал ее на руках и гулял с ней во дворе, и по ее зову шел смотреть песочные замки, которые она строила, и говорил тихим, лишенным надежды голосом: как красиво, Анечка, у тебя талант. Он каждый раз повторял эти слова, и Аня сомневалась, что он на самом деле так думает, но была благодарна ему за эту ложь. А однажды случилось чудо: отец будто бы проснулся от дурного сна. Он стал веселым и настоящим, каким Аня всегда его видела за отмирающей кожей из тоски и отчаянья. Он помогал ей делать уроки и играл с ней, отвел в исторический музей, где Ане понравилось рассматривать старинные фотографии и казачьи шашки, купил полосатый свитер с оленями, о котором Аня давно мечтала, сводил в театр на детский спектакль «Остров сокровищ». Потом Аню похитили. Дни, проведенные в неволе, она почти не помнила. Они представлялись ей чередой унижений, которым ее подвергал маленький человек с дрожащими руками, и единственным ее счастьем было царапать на обоях слова «мама» и «папа».
Мы почти пришли, Анечка, проскрипело чудовище, видишь белую машину впереди? Внутри теплая одежда, ягодное варенье, ты ведь любишь ягоды, и термос с горячим чаем для маленькой замерзшей девочки. Кроме того, там много игрушек, кукол, достойных принцессы, а ты, моя милая, прекрасней любой принцессы, верно? Аня действительно увидела белую «газель», которая стояла в тупике между заброшенным складом и пустым трехэтажным домом с обгоревшими глазницами окон и выпирающими бородавками
Аня не слушала монстра. «Газель» маячила совсем близко, и ей не хотелось оказаться внутри этой страшной машины; когда до «газели» оставалось не больше десяти шагов и чудовище ослабило хватку, она дернулась и вырвалась из рук твари. Чудовище издало странный звук, вроде довольного хрюканья. Аня побежала по узкой улочке к огням электрических фонарей. Рядом кипела жизнь, Аня чувствовала ее. Девочку занесло от слабости, и она больно ударилась плечом о стену, но не остановилась. Ласковый шепот безумной твари подгонял: Анечка, неужели ты и впрямь считаешь, что сможешь убежать от меня, неужели в самом деле хочешь сбежать, моя сонная девочка, ты же так хочешь спать, ты валишься с ног, это всё сон, сон, сон… Аня почувствовала себя безумно уставшей, хотелось лечь и уснуть прямо на грязном снегу, ноги заплетались, она споткнулась о вмерзший в лед камень и едва не упала; прямоугольник света был совсем рядом: она видела проносящиеся по широкой дороге автомобили и красивые витрины, в которых отражалось расплавленное олово светлеющего неба. Аня метнула слабое тело вперед, сжигая последние силы в топке яростно стучащего сердца, вытянула руку, надеясь ухватиться за краешек повседневной жизни, о которой почти забыла за время, проведенное в запертой комнате. Клешни чудовища стиснули ее плечи, и она застыла на границе света и тени, не в силах сдвинуться с места. Тварь, однако, не спешила затягивать ее обратно во мрак. Аня поняла, что чудовище нарочно дарит ей призрачную надежду. Отчаянье, которое охватило девочку, стало осязаемым и липким, как паутина. По тротуару шагали люди, но они не замечали ребенка, попавшего в беду. Какая-то женщина в драповом пальто все-таки заметила ее, шепчущую одними губами «помогите, пожалуйста», но отвернулась и ушла, не желая вмешиваться в чужие дела. Кроме того, девочка была грязная и бледная, наверняка наркоманка.
Чудовище что-то шептало на ухо Ане, но Аня не могла разобрать слов. Это был безумный коктейль из звуков, сводящих девочку с ума: словно разбитое стекло ожило и заговорило с ней; словно дробящиеся камни ожили и заговорили с ней; словно ломающиеся кости ожили и заговорили с ней. Пойдем, сказала наконец тварь; пойдем, мое сокровище, я угощу тебя горячим чаем с бубликами. Чудовище потянуло Аню за собой, но тут что-то отшвырнуло Аню к стене, и она увидела худого мужчину с ножом в руке. Аня видела такой нож в кино: с зазубринами и кровостоком, большой и страшный. Мужчина держал его перед собой в обеих руках, рот его был приоткрыт, как будто он хотел вцепиться зубами в противника, выпученные глаза поворачивались в темных глазницах, как два шарика для настольного тенниса. Почувствовав, что свободна, Аня побежала и не увидела, что произошло дальше.
Мужчину с ножом звали Семен. Бывший водитель автобуса, полторы недели назад он ради любопытства пустил транспортное средство на встречную полосу, отчего едва не случилась большая авария. Было большое разбирательство, которое не кончилось до сих пор. Пока суд да дело, Семена уволили от греха подальше. После увольнения Семен окончательно спятил и бродил по улицам в поисках жертвы, которую можно пырнуть ножом. Он увидел в темном переулке девочку, одетую в легкую кофточку; ее держал за плечи мужик в пальто. Семен некоторое время выбирал, кого бы из них пырнуть сначала. Перед глазами у него плыло, потому что Семен пил водку всю ночь, надеясь отыскать в алкоголе избавление от непрекращающихся мыслей. Он решил ударить ножом мужика: тот гораздо крупнее щуплой девочки, меньше шансов промахнуться. Удар тем не менее вышел так себе: Семен лишь поцарапал руку противнику и спустя мгновение почувствовал, как страшная сила поднимает его над землей и кидает о стену. Он кое-как поднялся — глаза застлал красный туман — и ткнул ножом наугад, но промахнулся. Черная тень сдвинулась влево, он махнул ножом и опять мимо. Чудовищные руки скрутили его, как будто выжимали мокрую тряпку, он заорал от боли и выронил нож. Его ударили в лицо с такой силой, что он снова отлетел к стене. Боли Семен больше не чувствовал, тело онемело, и, не в силах встать, он попытался уползти, но его, захлебывающегося кровью, схватили за ногу и потащили в темноту. Несколько человек наблюдали избиение Семена, но полицию никто не вызвал, чтоб избежать нежелательных последствий. Один человек по фамилии Щеглов, впрочем, достал мобильник, собираясь сообщить в соответствующие органы о факте правонарушения, но вовремя сообразил, что тогда его привлекут как свидетеля. Придется ждать прибытия полицейских, затем рассказывать им, что произошло, потом его отвезут в отделение, чтоб составить протокол, и из-за этого он опоздает на работу и лишится новогодней премии; начальник и так косо глядит на него, потому что большую часть рабочего времени Щеглов проводит в социальных сетях. Приняв твердое решение не звонить в полицию, Щеглов сел в автобус, где занял место в самом труднодоступном углу, чтоб не пришлось уступать место назойливым бабушкам. Там он закрыл глаза и стал думать о своей дочери Помнушке.
Глава десятая
Молодой человек по имени Саша считал себя хорошим человеком. Однако добрыми поступками он не ограничивался и, бывало, поступал некрасиво. Например, он бил свою жену и ходил от нее к любовнице. Конечно же, ничего красивого в этом нет. Чтоб заглушить совесть, Саша относился к дуализму своей жизни по-философски, считая, что в человеке намешано и плохого, и хорошего, и ничего тут не поделаешь: надо любить себя таким, какой ты есть. Кроме того, Саша полагал, что большинство плохих поступков совершает из-за негативного воздействия быдла, которое в этой стране преобладает: с волками жить по-волчьи выть. В цивилизованном европейском обществе он бы вел себя по-другому. В целом он восхищался своей способностью относиться по-человечески даже к самым мерзким представителям низшей прослойки россиян. Купив себе черный «вольво» C70, Саша не стал задирать нос, как некоторые. Наоборот, он полюбил жалеть тех, кто ниже его по социальной лестнице. Иногда он останавливал машину напротив случайной хрущевки, чтоб покурить и с сочувствием поглядеть на играющих во дворе детей, которых ждет такое же жалкое будущее, как и большую часть граждан этой страны.
В то зимнее утро Саша притормозил возле металлической сетки, которая отсекала детский сад спального района от внешнего мира. По заснеженному двору прогуливались дети в сопровождении воспитательницы. Саша с немым состраданием разглядывал вязаные шапочки малышей, родители которых настолько бедны, что не в состоянии нанять профессиональную няньку. С тоской размышлял он о разрухе, царящей в головах маленьких существ, обреченных пополнить бесконечные ряды российского быдла. Докурив, он выстрелил окурком в направлении забора. Окурок, роняя пепел и искры, упал на снег с той стороны. К машине подошел пожилой мужик в дутой куртке. Саша приветливо посмотрел на него, думая, что если мужик вежливо попросит милостыню, то он накинет ему рублей сто. Может даже сто пятьдесят, если в бумажнике отыщется необходимая мелочь. Мужик что-то угрюмо бухтел, сунув руки в карманы.