Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется цветовод
Шрифт:
Единственной светлой нотой на этом вечере был торт, и в самом деле великолепный, нежный и с натуральными ягодами.
– Только не надо нас провожать, я вызову такси, – гневно прошипела Соня, не сумев увернуться от рук бывшего мужа, накинувших ей на плечи куртку. – Довольно вранья и притворства!
– Я не доверю свою женщину и дочь незнакомому мужику, – в ответ зло шепнул мужчина. – Мало ли какие маньяки ездят. Да и тебе, моя дорогая, доверия мало.
– По-твоему, я вешаюсь на всех без разбора?
– Ну, видимо. Учитывая, сколько набросков
– Это всего лишь искусство! Как оно связано с моей нравственностью?
– Прямо связано, Софья. Ты на них смотрела. Признайся, тебе это нравилось – глазеть на обнаженных мужиков?
– Очень нравилось, Кошкин, – устало ответила Соня, подхватывая руку дочери. – И развелась я с тобой для того, чтобы заниматься этим как можно чаще. Все, прощай, мы дойдем сами. Иди вон… Катю проводи до дома. Ей на другой конец города.
– Мне наплевать на Катю, а на вас с Лесей нет. Садись в машину, Софья, и прекрати эту истерику!
Никакой истерики у Сони не было, во всяком случае, пока. А вот Борис уже опасно повышал голос, и вышедшие вместе с ними из подъезда друзья Альбины Виленовны уже начинали оглядываться.
Пришлось садиться в машину, проигнорировав нагло открытую пассажирскую дверь на переднем сидении, усаживаясь на максимально возможное от водителя расстояние.
Какой отвратительный день! Ее теперь еще и укачивало, и плотный ужин просился обратно, отвечая городским ухабам и дворовым кочкам.
Соня ненавидела теперь все и вся: и Бориса, и его мать, и салаты, и местные дороги, и куклу эту мерзкую, что Леся не выпускала из рук. Ни к одному подарку матери она, кажется, не относилась с таким трепетом.
– Я буду с ней спать, – заявила девочка, и Соне со страшной силой захотелось вырвать у нее из рук куклу и выкинуть в окно. Не подозревая о буре в душе у матери, Леся нежно продолжила: – Попрошу бабушку Таню связать Кате зимний костюмчик, ей же холодно!
А ведь Леся никогда раньше не одушевляла игрушки!
Ревность.
Соня хорошо знала это чувство. Когда-то она ревновала мужа, потом дочь, не позволяя никому брать ее на руки. Пережила, научилась делиться, усвоила, что такие дети, как Леся, принадлежат целому миру. Ну, или весь мир принадлежит им. Но сейчас она вновь ревновала, теперь уже к этой проклятой кукле. Знала бы, что дочка вот так отреагирует – завалила бы ее куклами, самыми разными.
Никудышная она все же мать!
С этими мрачными мыслями Соня поднималась в лифте домой.
Зато, глядя на ее недовольное лицо, Борис даже не заикнулся о том, чтобы зайти на чай или забрать какие-то свои вещи. А ведь хотел, и она это чувствовала. Но, кажется, вовремя вспомнил, что даже мягкая и уступчивая Соня может выйти за рамки пределов терпения.
Один раз он уже довел ее до этой грани, и она сорвалась, теперь нужно было дать ей успокоиться.
Все это Борис говорил бывшей жене не раз и не два. Он был твердо уверен: она простит, одумается, придет в разум.
Соня порой испытывала подобное искушение: так просто было подчиниться и вернуться
Леся уже мирно уснула (конечно же, снова на большой кровати) с куклой в обнимку, а Соня все расхаживала по комнате нервно. Она словно на миг вернулась в прошлое, в тесную картонную коробку, из которой с таким трудом выбралась. А ведь она не хочет больше так жить! Пусть ее новая свобода была еще такой хрупкой, такой эфемерной, пусть она только училась быть самостоятельной, зато впервые в жизни ей можно было ни на кого не оглядываться. Соня ведь совсем никогда не жила одна. Сначала за нее все решала мать – замечательная женщина, нежно любимая Соней, но очень строгая и властная. Она покупала дочери одежду, выбрала вуз и специальность, одобряла или не одобряла друзей, а потом выдала замуж из рук в руки. И ничего не изменилось, просто все решать за Соню стал муж.
Теперь же все поменялось. Борис хотел, чтобы его жена повзрослела – и она стремительно начала этот процесс. Больно и сложно, но он был прав: пора. В конце концов, ей уже давно не восемнадцать, а вполне зрелые двадцать семь лет. А это значит, пришел час выбираться из уютного теплого кокона и расправлять свои крылышки. И начинать нужно с работы, наверное, чтобы лишить Бориса еще одного рычага воздействия – финансового.
11. Бойся своих желаний
Легко было сказать: найти работу! Да где ж ее, проклятую, найти, когда у тебя на руках ребенок? Сначала нужно устроить Лесю в детский сад, а это дело невероятно сложное. Соня честно залезла в интернет, поискала какое-то занятие по удаленке или на дому и в сердцах бросила телефон на подушку. Была бы она бухгалтером, можно было бы заполнять какие-то финансовые документы. Для программиста тоже работа имелась. А ей с инженерным дипломом и полным отсутствием опыта дорога была открыта только на завод, но график Соню совершенно не устраивал.
К тому же в их маленьком подмосковном городке большой завод был только один – именно тот, на котором работал Борис. Конечно, должность у бывшего Сониного мужа была ого-го какая, вряд ли ей бы довелось с ним пересечься «по службе», но даже эта крохотная вероятность девушку откровенно пугала.
Уж очень хорошо она знала упрямство и упертость Бори: если тот чего-то захочет, то непременно воспользуется всеми доступными рычагами давления, в том числе и служебным своим положением.
Нет, завод мы из списка вычеркиваем.