Кома. 2024
Шрифт:
– Мара, не ходи со мной. Подожди меня в скверике, - запоздало и очень тихо сказала я.
– Нет, я тебя не брошу. Ни за что.
– Не упрямься. Уходи.
– Нет.
Сделав некоторое усилие, я шагнула в пасть монстра. Мара, тяжело дыша, последовала за мной. Мы оказались в огромном мраморном зале с потолком, уходящим куда-то высоко вверх. В центре холла на здоровенном мраморном постаменте стоял мощный бронзовый бюст Главы Государства. Вся конструкция была метра в два-два с половиной в высоту и метра полтора в ширину. Очевидно ее предназначение заключалось в том, чтобы своим
Справа от входа расположилась череда довольно узких деревянных кабин-отсеков с фасадами из матового толстого оргстекла, защищенного железной решеткой. ("Как собачьи будки за решетками или одиночные камеры"). По всей длине этого странного сооружения, абсолютно не вязавшегося с помпезностью самого холла, протянулась длинная узкая мраморная стойка.
В каждой секции-будке находилось по два человека. Один, видимо, старший по званию, был одет в черную форму, второй - в привычную военную камуфляжную форму солдата-срочника. Первый занимался приемом граждан, а второй, вероятно, сопровождал визитеров в нужный кабинет.
На против каждой секции за широкой красной чертой стояло по три-четыре человека, дожидающихся свой участи. Люди приближались к стойке, только с разрешения дежурного офицера. Знаков различия и принадлежности к какому-то определенному ведомству на форме офицеров я не заметила. Возможно, они были обозначены на рукавах униформы.
Я приостановилась, решая трудную задачу: в какую очередь встать, чтобы попасть к полковнику Пряхину. Мара, шедшая за мной, уткнулась в мою спину и прошептала:
– Вон, смотри, один освободился.
И действительно. От офицера, сидящего по самому центру, отошел мужчина, явно принадлежавший к Низшим. Поношенная, грязная одежда и стоптанные башмаки, да одутловатое с синяками лицо в обрамлении клочков спутанных волос, яснее ясного указывало на принадлежность человека к этому классу. У меня появилось подозрение, что он уже какое-то время балансирует на тонкой ниточке между Низшими и Лишними. Человек, понуро свесив голову, зашаркал к выходу. Его голова была опущена так низко, что я не смогла рассмотреть выражение его глаз. Чувствовал ли сейчас этот бедолага облегчение, или выходил из здания в страхе, сказать было трудно. Но на его месте я бы, несомненно, радовалась.
– Подожди меня там, Мара, - я мотнула головой в сторону ряда деревянных кресел, которые были вплотную придвинуты и привинчены к левой стене холла.
– И не волнуйся за меня. Все будет хорошо.
Не обращая внимания на красную полосу, я быстро и уверенно подошла к центральной кабинке. Приблизившись к стойке и стараясь говорить в открытое квадратное окошко, я поздоровалась с дежурным.
– Вы с жалобой, заявлением или на прием?
– обыденно поинтересовался офицер.
Я просунула руку между прутьями решетки и протянула дежурному визитку, врученную мне начальником охраны универмага.
Мужчина равнодушно вернул ее мне и гавкнул:
– Паспорт.
Порывшись в сумке, я подала свой заграничный
– По какому вопросу?
– Понимаете, я вчера приехала и нечаянно смыла СЭФ.
– Ясно. А вы?
– мужчина перевел взгляд на Гольскую, которая мужественно стояла за мной, не прислушавшись к просьбе подождать в сторонке.
– Я подруга. Пришла за компанию.
– Ясно. Сядьте там, - приказал офицер и указал рукой на стулья.
– Хорошо, - безропотно согласилась Мара и направилась указанном направлении.
Дежурный офицер начал листать паспорт. Он нашел нужную страницу с моей биометрией и приложил ее к какому-то устройству. Видимо на экране его компьютера появилась какая-то негативная информация обо мне, потому что его лицо стало каменным и непроницаемым.
– Вы нарушили закон уже два раза. Вы потеряли СЭФ и должны были явиться к нам еще два часа тому назад.
– Каюсь. Грешна, - попыталась отшутиться я, но офицер не улыбнулся, а стал еще злее.
Он рванул трубку обычного проводного телефона и гаркнул в трубку:
– Здравия желаю. Старший лейтенант Булдаков. С опозданием на два часа к вам явилась гражданка Свенсон. Можно доставлять?
("Я что, телеграмма или посылка?").
Дежурный выслушал ответ и отчеканил:
– Слушаюсь!
– И не поворачивая головы, приказал парню, сидящему за ним: - Рядовой Завадский, сопроводите госпожу Свенсон в 510 кабинет.
Парень резко вскочил с места и взял под козырек:
– Есть!
Служивый быстро покинул свою конуру и поравнявшись со мной, скомандовал:
– Следуйте за мной.
Не глядя, иду ли я за ним (а других вариантов здесь, очевидно, не допускалось) и отчеканивая каждый шаг начищенными до зеркального блеска сапогами, рядовой двинулся к лифту. Солдатик шагал широко, почти не размахивая руками. А я практически бежала, едва поспевая за ним.
Просторный лифт без зеркал, но с камерой наблюдения, нагло торчащей из стены, мгновенно доставил нас на пятый этаж. Мы вышли в длинный коридор. Он был абсолютно пуст. Стульев для посетителей не наблюдалось. Зато стены, окрашенные серой структурной краской, были плотно завешены табличками и плакатами с лозунгами и призывами типа: "Будь внимательным и бдительным!", "У тебя нет жалости к врагам Отечества!", "Ты воин и ты находишься на передовой линии борьбы с инакомыслием!", "Ты охраняешь мир и покой!".
Пол, покрытый мягким ковролином неопределенного цвета, полностью заглушал наши шаги. Из кабинетов не доносилось ни звука. ("А они хорошо позаботились о звукоизоляции").
Мой сопровождающий остановился у нужной нам двери и нажал кнопку звонка. Затем обернувшись ко мне, приказал:
– Ждите! От двери не отходить!
Я кивнула. Когда рядовой скрылся за дверью, моим первым желанием было броситься вон из этого здания, насквозь пропитанного страхом, ненавистью и болью тысяч людей, побывавших здесь. Даже постоянно работающий кондиционер не мог очистить воздух, насыщенный едким потом, приторным запахом крови и хлорки. ("Пахнет как в морге"). Но ноги словно приросли к ковролину. Я четко понимала, что где-то спрятана камера слежения, которая не спускает с меня своего пристального взора.