Кома
Шрифт:
Внезапно жуткий скрежет наполнил воздух, заставив Сьюзен оставить свою ногу в покое и почти задохнуться. Она подумала, что с ней что-то случилось, но она еще жива. Затем скрежет повторился, шум был настолько сильным для этой подземной пещеры, что Сьюзен инстинктивно закрыла уши руками. Но даже при этом шум вызывал у нее острую боль в среднем ухе. Потом она поняла, что это за шум. Это был поезд! Это был пронзительный свисток приближающегося поезда!
Сьюзен посмотрела во тьму туннеля и увидела сноп света, пробивающий тьму. Девушка уже начала ощущать грозовые вибрации стальных рельсов. Затем возник новый звук, еще более громкий и пронзительный, чем свист. Это был скрежет стали, который производили колеса
Сьюзен не знала, между какими рельсами застряла ее нога, и пройдет ли по ним поезд. Свет, казалось, летел прямо на нее. Отчаянным, маниакальным усилием она вытащила ногу из сапога и дернулась в сторону противоположной колеи. Ее вытянутые руки смягчили падение, когда она растянулась поперек рельсов. Рефлекторно она сжалась в комок и прикрыла голову руками. Вибрация и грохот нарастали, и, рассекая воздух, поезд прошел в полутора метрах от нее.
Несколько мгновений Сьюзен не двигалась. Она не могла поверить в то, что случилось. Ее сердце билось в горле, а руки стали мокрыми. Но она была жива, и, если не считать нескольких ушибов, с ней было все в порядке. Ее пальто порвалось, несколько пуговиц отлетело. Жирная полоса какой-то смазки пересекала пальто и белый лабораторный халат под ним. Ее авторучки и карандаш-фонарик вывалились, рассыпавшись в туннеле. Один наушник стетоскопа свернулся в сторону.
Она встала, стряхнула с себя мусор и занялась сапогом. Просто нажимая на пятку и поднимая носок, Сьюзен с легкостью, неправдоподобной с учетом ее предыдущих усилий, вытащила сапог. Справившись с этим, она увидела нескольких мужчин, бегущих к ней с фонарями.
Когда Сьюзен помогли подняться на платформу, все происшедшее стало казаться ей плодом ее больного воображения, как будто она была вне себя. Никакого мужчины в темном пальто не было. Была только большая толпа людей, громко и возбужденно обсуждающих между собой, что случилось и что могло случиться. Кто-то нашел ее пакет на путях и принес ей.
Сьюзен сказала, что никаких травм у нее нет. Она подумала о том, нужно ли сообщать о мужчине, но ей снова начало казаться, что он существует только в ее воображении. Она пережила страшную панику и все еще была перевозбуждена. Она не хотела думать ни о чем и желала только побыстрее попасть домой.
Пятнадцать минут понадобилось ей, чтобы убедить персонал метро в том, что она просто поскользнулась и упала с края платформы, а сейчас чувствует себя отлично и совершенно не нуждается в медицинской помощи. Сьюзен настаивала, что все, что ей нужно, это доехать до станции "Парк-стрит", чтобы там пересесть на Гантингтонскую линию. Наконец, Сьюзен и все остальные сели в поезд, двери закрылись, и поезд отъехал от станции.
Сьюзен исследовала свою одежду при свете. Она заметила, что сидящий напротив нее мужчина неотрывно пялится на нее. И женщина рядом с ним тоже. И когда глаза Сьюзен обежали вагон, она поняла, что все пристально разглядывают ее, как какого-то уродца. Видеть эти глаза и лица было невыносимо. Она старалась смотреть по сторонам, так как поезд в это время пересекал мост Лонгфелло. Вокруг не было слышно ни одного слова, все упорно глядели на нее.
Поезд прибыл на Чарльз-стрит. С огромным облегчением Сьюзен выскочила из вагона и побежала вдоль платформы. Перед аптекой Филлипса она поймала такси. Только здесь она начала приходить в себя. Глядя на свои руки, Сьюзен обнаружила, что они сильно трясутся.
Среда, 25 февраля
13 часов 30 минут
К половине второго дня Беллоуз отработал уже целый рабочий день по обычным человеческим стандартам. Физически он не устал, так как хорошо приспособился к такому режиму работы. Но эмоционально он был утомлен и раздражен. День для него начался так хорошо: он проснулся рядом со Сьюзен. Он безмерно наслаждался этим вечером, проведенным вдвоем, хотя и сомневался, что возникшая связь сможет продлиться долго. Сьюзен совсем не была похожа на тех девушек, с которыми он обычно встречался. Ничего не было в ней от простушки с широко раскрытыми наивными глазами, которая была для Беллоуза идеалом женщины. К его приятному изумлению и вопреки всем его страхам, заниматься любовью со Сьюзен оказалось самым естественным делом, и никакого привкуса агрессии, хотя и Беллоуз считал его нормальным в сексе, он не ощущал. Сьюзен и его собственная реакция на нее оставались для Беллоуза настоящей загадкой.
Когда он встал, чтобы идти на работу, а Сьюзен осталась спать в его кровати, то он почувствовал определенное удовлетворение от этой ситуации. Это делало его роль такой традиционной. Если бы Сьюзен тоже встала и отправилась с ним в госпиталь, это бы свело к нулю чувство самопожертвования, которое он испытывал. А чувство самопожертвования было для Беллоуза неиссякаемым источником самоудовлетворения.
Но затем день начал становиться все хуже и хуже. К ужасу Беллоуза, на раннем утреннем обходе неожиданно появился Старк, и к тому же явно в мстительном настроении. Старк начал обход с того, что спросил Беллоуза, что же он сделал с той хорошенькой студенткой из его группы, что она не может показываться на обходах. Беллоуз внутренне затрясся, понимая, что двусмысленное замечание Старка на самом деле было гораздо ближе к истине, чем сам Старк подозревал. Ведь Беллоуз знал, что в этот момент Сьюзен спит в его кровати.
Вопрос Старка вызвал хихиканье и несколько фальшивых реплик со стороны остальных участников обхода. Беллоуз почувствовал, как его щеки защипало от прилившей к лицу крови. И одновременно им овладело глубокое уныние.
Не успел Беллоуз что-нибудь вставить в ответ, как Старк разразился длинной речью о посещаемости и заинтересованности, исполнительности и награде за труд. Он прозрачно дал понять Беллоузу, что следующее отсутствие Сьюзен на обходах будет расцениваться как минус самому Беллоузу. Беллоуз должен был лично озаботиться тем, чтобы все прикрепленные к нему студенты прилежно посещали занятия.
Во время обхода Старк был такой же злобный, как и всегда, но при этом награждал Беллоуза особым вниманием. Почти по каждому больному Беллоуз получал особо каверзные вопросы, а его ответы никак не удовлетворяли разгневанного шефа. Даже некоторые другие ординаторы поняли, что Беллоузу делают выговор, и постарались вмешаться в избиение, отвечая на вопросы, даже когда они были прямо адресованы Беллоузу.
После обхода Старк отозвал Беллоуза в сторону и сказал ему, что сейчас тот работает не на своем обычном уровне и не соответствует тому, что от него ожидали в отделении. Но под конец Старк все же подошел к тому, что беспокоило его по-настоящему. После довольно длинной паузы заведующий хирургией спросил Беллоуза, какую же в действительности роль тот играл в деле с лекарствами, найденными в шкафчике 338.
Беллоуз отрицал, что имеет хоть какое-нибудь представление о том, откуда там взялись лекарства, и утверждал, что знает лишь то, что ему сказал Чендлер. Беллоуз прямо сказал Старку, что пользовался этим шкафчиком только неделю перед тем, как его собственный шкафчик освободился. Единственный комментарий со стороны Старка состоял в пожелании, чтобы это дело прояснилось как можно скорее.
Как ни слабо Беллоуз был связан с этим делом, оно уже причинило ему непропорционально большую долю неприятностей. В своем воображении он превратил эту историю из мухи в слона. И тенденция к профессиональной паранойе, всегда присутствовавшая в его сознании, получила новую пищу. В результате, когда утро прошло, его беспокойство еще больше возросло.