Команда Альфа
Шрифт:
А совесть может крепко спать, если ее некому разбудить!
Глава девятая
Особые методы ведения войны
Ночью нас подняли.
— Тревога! Пять минут на сборы! Захватить парашюты!
Почему, куда, как? Мы даже не пытались задавать вопросы — знали, что напрасно. Ответят нам последующие события. Мы представления не имели, что нас ждет: учебные занятия или настоящее боевое крещение. Но сама атмосфера была вроде бы удушливее, чем обычно, все были какие-то взвинченные.
Со сборами у нас задержки не было: нам достаточно хорошо вдолбили, что мы всегда и ко всему должны быть готовы. А это означало, что и к обычным учениям мы готовились, как к длительным походам. В любой момент прикажут отшагать двести километров, вот и идешь по степи, кругом сушь, редко когда попадется дерево с широким, как бочка, дуплом, хранящим питьевую воду.
Ужасные, нечеловеческие испытания выработали в нас навык отправляться в путь налегке, без лишнего груза, но в то же время иметь при себе все необходимое для поддержания существования.
Мы собирались на этот раз молча. Затем нас повезли на аэродром. И тут мы хранили молчание. К чему слова?
На аэродроме уже ждали транспортные самолеты. Нас разбили на небольшие команды по тринадцать человек в каждой. Во главе команды были назначены незнакомые нам командиры.
Перед вылетом мы получили короткое напутствие.
— С этой минуты ваша команда и каждый член ее имеют единый помер, его будете называть в крайнем случае, при радиосвязи или если будете схвачены. Имена членов команды забыть! Понятно? Все дальнейшие указания вручены в закрытых конвертах вашему командиру!
Мы сели в самолет. Загудели моторы. Через несколько минут мы уже летели под облаками к неизвестной для нас цели.
У меня было скверное настроение. Оглядевшись, я заметил, что и другие члены команды тоже сидят подавленные, повесив нос. Участь солдата неопределенна, путь его полон неожиданностей, особенно наш путь, каждый шаг которого грозит очередной опасностью. Это мы знали. И все же казалось странным вот так лететь неизвестно куда, не зная, где приземлишься: в горах или в саваннах, в снежной или размываемой тропическими ливнями местности?.. Что ни говорите, на настроение человека подобные вещи не могут не действовать.
И мы молчали.
Для начала я мысленно перебрал прихваченные с собой вещи. Все ли необходимое при мне? Нож, тонкая, но крепкая нейлоновая бечевка, которая может пригодиться при переправе через горы, прибор для фильтрации воды, аптечка, консервы, рыболовные снасти… множество разных мелочей, от которых может зависеть жизнь.
«В самом деле, куда они нас могут везти? На Огненную Землю? В Лаос? Газеты полны происходящими там событиями. Не исключена возможность вмешательства Америки… В этом случае нас могут использовать! А вдруг это и есть тот случай? И мы держим курс именно туда?»
Летим уже много часов. Пока земля пряталась от нас в темноте, ее однообразие только усугубляло нашу хандру. Но первое же мерцание рассвета, едва показавшиеся солнечные лучи сразу же внесли разнообразие в окружающий мир, подбодрили нас. Я и прежде замечал, что погода действует мне на настроение, но чтобы она так быстро меняла его!.. Угнетенное состояние у всех нас рассеялось вместе с темнотой. Как только появилась внизу пестрая карта, всем стало легче, и мы уже без страха шли навстречу новым делам, новому дню.
Внизу, далеко-далеко, голубым зеркалом блестело море. Но впереди, в направлении, куда летел самолет, нас манила уже суша.
Для острова слишком велика. Значит, континент. Но какой?
Я никак не мог сообразить, «Глупые вопросы задаешь, старина! Разве ты не знаешь, что мы летим на юг? Ты же убедился в этом благодаря буссоли. Земля, бегущая под тобой в противоположную самолету сторону, с этими горами и равнинами, может быть только Латинской Америкой!»
Отсюда, сверху, нам открылась роскошная панорама. Как я уже сказал, она походила на громадную развернутую карту. И даже не на карту, а скорее на великолепно написанную масляными красками картину, на которой художник осуществлял свой замысел посредством обширных плоскостей. Громадные синие пятна — озера. Переливающаяся в желтое зелень, — вероятно, саванны или пампа. Возможно, это льянос — более сухая, травянистая, но скудная равнина. Серый цвет означает голые скалы. Глядя на это великолепие, я забыл обо всех своих бедах и заботах.
Открылась дверь кабины пилота. К нам вошел командир.
— Сорок седьмые! — крикнул он.
Мы переглянулись: он назвал номер нашей команды.
— Приготовиться!
Сколько раз прыгал я уже с самолета, бросался в «пустоту»! Не сосчитать. Но от тоски, сжавшей мне грудь при первом прыжке, я и теперь еще не избавился. Я прыгаю, таков приказ! Прыгаю, потому что я мужчина, который должен казаться неустрашимым!
Мы один за другим падали вниз. Я был пятым, так что меня до некоторой степени успокаивал вид распластавшихся подо мной белых грибов.
Согласно распоряжению начальства, нам следовало выполнить «затяжной» прыжок. У нас были точные указания, с какой высоты прыгать и когда раскрывать парашют.
«А вдруг откажет?» — вечная тема размышлений налету.
Земля быстро приближалась ко мне, и я не в состоянии был ни о чем другом думать, кроме как о самом страшном.
«Есть же еще и запасной парашют».
Но меня и это не утешало. Каждый раз, когда я прыгал, перед моими глазами маячил номер 862, парнишка, умиравший в Форт-Брагге с именем матери на побелевших губах.
«Мама!» — вспомнил я теперь свою мать. Каким ударом было бы для нее, если бы я… если бы меня…
Задумавшись, я едва успел вовремя раскрыть парашют.
«Сумасшедший!» — ругнул я себя и выдернул вытяжное кольцо.
Я почувствовал огромной силы рывок, рывок, который осчастливил меня: надо мной, шурша, распахнулся белый шелковый купол парашюта, самый ослепительный, самый чудесный, какой мне в жизни приходилось видеть.
Началось парение в воздухе, во время которого меня стала одолевать новая забота. Минут этих было достаточно, чтобы оглядеть участок суши, на котором мне предстояло приземлиться. Подо мной раскинулся необозримый травяной простор. Он пестрел кустарниками, зарослями, как раскатанное тесто изюмом. Вдали, совсем на краю горизонта, тянулась темная полоса: не иначе, как джунгли!