Командир и штурман
Шрифт:
– Что же вы мне никогда об этом не говорили? – воскликнул с довольным видом Джек, тряся доктора за руку.
Зрелище это было не из приятных, поскольку левая сторона его лица, головы и шеи до сих пор отливала красновато – синим, как у бабуина, цветом и блестела от мази, составленной Стивеном, через которую пробивалась желтая щетина. Вместе с темно – коричневой выбритой правой щекой обожженная часть лица придавала Джеку Обри вид дегенерата-каторжника.
– Вы никогда о ней не спрашивали.
– И она не охраняется? На ней не установлено батарей?
– Там нет даже дома, не то что пушки. Однако местность эта
– Как вы полагаете, вы сможете найти этот ручей?
– Да, – отвечал Стивен. Опустив голову, он с минуту молчал. – Послушайте, – произнес он. – Вы можете оказать мне услугу?
– С удовольствием.
– У меня есть друг, который живет в двух – трех милях от берега. Я попросил бы вас высадить меня, а часов, скажем, через двенадцать забрать.
– Хорошо, – отозвался Джек. Просьба была вполне закономерной. – Очень хорошо, – добавил он, отвернувшись в сторону, чтобы спрятать лукавую усмешку, растянувшую его губы. – Насколько я понимаю, на берегу вы собираетесь провести ночь. Мы подойдем к берегу вечером, но вы уверены, что нас не застанут врасплох?
– Вполне.
– Вышлю шлюпку сразу после восхода солнца. Но если мне придется держаться подальше от берега —что вы будете делать тогда?
– Появлюсь на следующее утро или через день. Если понадобится, несколько дней подряд. Я должен идти, – произнес доктор, заслышав негромкий звон колокольчика, в который звонил новый фельдшер, созывая больных. – Лекарства этому малому я бы не доверил. – Было замечено, что пожиратель чужих грехов испытывает недружелюбные чувства по отношению к своим сослуживцам. Заметили, что он подсыпал в кашу толченую белую глину в уверенности, что это вредное вещество. Если бы ему дали волю, то в лазарете было бы пусто еще несколько дней назад.
Катер, за которым следовал баркас, осторожно пробирался сквозь теплый мрак. Диллон и сержант Куин внимательно следили за устьем речки с высокими, заросшими кустарником берегами. Когда до скалы осталось двести ярдов, на них пахнуло пиниями; к их запаху примешивался аромат ладанника. Морякам показалось, что они очутились в ином мире.
– Если вы чуть свернете вправо, – сказал Стивен,-то можете избежать камней, среди которых обитают раки.
Несмотря на жару, он накинул на себя черный плащ и, сидя сгорбившись на корме, со смертельно бледным лицом, напряженно вглядывался в сужавшуюся бухточку. Во время разлива в устье речки образовался небольшой песчаный бар, в который и врезался катер. Все выскочили из шлюпки, чтобы перетащить ее через намытый песок, а два матроса понесли Стивена на берег. Аккуратно поставив его на землю гораздо выше отметки прилива, они посоветовали ему опасаться валявшихся повсюду палок и вернулись за его плащом. Постепенно опускаясь, вода образовала чашу в породе в верхней части пляжа. Здесь-то моряки и стали наполнять бочки водой, в то время как морские пехотинцы, вставшие по краям участка, их охраняли.
– Превосходный был обед, – заметил Диллон, удобно усевшись вместе со Стивеном на нагретый гладкий валун.
– Мне редко доводилось есть что-то вкуснее, – отозвался доктор. – Тем более в море. – Джек Обри пригласил к себе французского кока с «Санта Лючии», добровольца – роялиста, и стал набирать вес, словно бык, предназначенный для заклания.
– Да мы и выпили немало.
– Это было явным нарушением военно – морского этикета. За столом у капитана принято говорить лишь тогда, когда к вам обращаются, и со всем соглашаться. Удовольствие не из приятных, но таков обычай. И потом, я полагаю, он представляет Его Величество. Но мне показалось, что я могу не обращать внимания на этикет и постараться вести себя так, как надлежит воспитанному человеку. Вы знаете, я был не вполне справедлив к нему, напротив, – добавил Диллон, мотнув головой в сторону «Софи», – так что с его стороны было весьма любезно пригласить меня.
– Очень он любит призы. Однако захват призов не главная его цель.
– Вот именно. Хотя, замечу между прочим, не всем известно, что капитан несправедлив к себе. И мне кажется, что матросы этого не знают. Если бы их не держали в ежовых рукавицах строгие офицеры, боцман и старший канонир, а также, должен признать, этот самый Маршалл, то мы бы хлебнули с ними горя. И такая опасность по-прежнему существует: призовые деньги кружат голову. От призовых денег до воровства и грабежа один шаг. Такое не раз уже бывало. А где грабеж и пьянство, там жди дезертирства и бунта. Мятежи всегда вспыхивают на тех кораблях, где дисциплина или слишком ослаблена, или чересчур строга.
– Вы ошибаетесь, полагая, что матросы не понимают капитана. Даже необразованные люди прекрасно разбираются в таких тонкостях. Вы когда – нибудь встречали крестьянина, о котором в деревне сложилось ошибочное мнение? Простолюдины умеют смотреть в корень – это качество иногда заменяет образование. Есть же ученые головы, которые не могут запомнить и двух стихотворных строк, а я знавал крестьян, которые могли прочитать наизусть две – три тысячи. Но неужели вы действительно считаете, что дисциплина у нас ослабела? Это мне удивительно слышать, хотя я плохо разбираюсь в морских делах.
– Не совсем так. С тем, что обычно называют дисциплиной, у нас очень строго. Я имею в виду совсем другое, так сказать, промежуточные условия. Офицеры повинуются командиру потому, что он сам кому-то повинуется. Дело не в личностях, на какой бы ступени они ни стояли. Если он не повинуется, то главное звено цепи слабнет. Эту мрачную картину я рисую без всякого желания. Просто вспомнился тот бедняга солдат в Магоне. С вами часто случается так, что за обедом веселишься черт знает как, а за ужином удивляешься, зачем Господь создал этот мир?
– Случается. Но какая тут связь с солдатом?
– Мы дрались с врагом из-за призовых денег. Он сказал, что все это несправедливо. Он был зол и нищ. Считал, что мы, флотские офицеры, служим только ради корысти. Я сказал ему, что он не прав, а он ответил мне, что я лгу. Мы подошли к садам, которые тянутся вдоль верхней части набережной. Со мной был Джевонс с «Имплакабл». Удар шпаги – и все было кончено. Бедный, глупый, несчастный малый: он наткнулся на острие. В чем дело, Шеннаган?
– Ваше благородие, бочонки наполнены.