Командир Марсо
Шрифт:
— Сектор «Б»?
— Конечно! Теперь все ясно. Ведь треугольник — это основа построения всех наших воинских частей. Несомненно вершины треугольника соответствуют географическому положению командных пунктов наших батальонов — стоит только посмотреть повнимательнее. Ну, так и есть: «П», то есть Пораваль, — на севере, недалеко от штаба сектора. Очевидно, то же самое и с другими батальонами. Вот, смотри. Ролан от нас направо? И здесь тоже так. Ну, старина, ясно: это — подлецы, подлецы, я тебе говорю!
— Надо бы их поскорее допросить, — беспокоится Атос, — а Эмилио все еще не вернулся.
—
Д'Артаньян подходит к пещере в скале, куда заключен под стражу один из задержанных — тот, что повыше ростом.
— А ну, признавайся, — говорит д'Артаньян, — твой приятель уже все сказал.
Тот растерянно смотрит на партизан; ему кажется, что они угрожают ему автоматом, и то ли из страха перед оружием, то ли в надежде разжалобить их он вдруг принимается плакать. Всхлипывая, он рассказывает свою жалкую историю. Отец его — в «мобильной гвардии», сам он в 1940 году поступил на службу в вишистскую полицию. Его заставляли выслеживать участников движения Сопротивления… А теперь ему велели вступить в партизанский отряд, завязать там связи и сообщать в полицию имена… Он сам не понимал, что делал… Он хочет искупить свою вину… Его курчавый приятель — дарнановец.
С курчавым все оказалось не так просто. После классической фразы д'Артаньяна: «Твой приятель уже все сказал», он сохраняет полное спокойствие, и даже делает удивленное лицо. Только по предъявлении неоспоримых улик меняет тактику:
— Пусть так, да, я из милиции. Если вы меня сейчас же не освободите, завтра ваш лагерь будет стерт с лица земли.
— Во всяком случае, — говорит подошедший во время допроса Эмилио, — не тебе придется извещать немцев, где мы находимся.
Дарнановец подмечает итальянский акцент Эмилио и нагло усмехается:
— Э, да ты сам, оказывается, какой-то пришлый итальяшка!
Лицо Эмилио багровеет от гнева. Не повышая, однако, голоса, он обращается к товарищам:
— Отведите их в батальон и глядите в оба, чтоб не сбежали…
После двухчасовой ходьбы Роже Беро и Пикмаль подходят к месту, где им предстоит выполнять задание. День клонится к вечеру. С покрытого облаками неба время от времени накрапывает мелкий дождик, но солнце, не давая ему промочить землю, сразу же выплывает из-за туч.
— Неважная для винограда погодка, — замечает старик Пикмаль.
— Уж мне-то можешь не говорить, — откликается Роже. — После такого дождика надо тут же опрыскивать виноград сульфатом.
— А у тебя большой виноградник? — спрашивает старик.
— Около двух гектаров.
— Ну, а я даже не знаю, кто занимается моим. С той поры как погиб сын, хозяйство заброшено. Снимай виноград, кому не лень.
Беро невольно вспоминает беднягу Кулондра.
— Пора бы кончать с войной. Хоть бы поспеть к сбору винограда… У тебя совсем никого дома не осталось?
— Одна старуха только, но у нее ревматизм, ей трудно ходить.
За все время знакомства с Беро старик впервые так разоткровенничался. Возможно, потому, что он оказался наедине с таким же тружеником земли, как он сам. А может быть, и потому, что им сейчас предстоит вместе действовать.
Оба они хорошо вооружены, и вид у
— Я буду стоять на самом повороте и при появлении машины выйду на дорогу. Если они и не остановятся, то уж, во всяком случае, замедлят ход. Тогда я прострелю шины, а ты, стоя подальше, окончательно перехватишь их.
— Как хочешь, — соглашается Пикмаль. — А как ты узнаешь машину?
— Эмилио сказал, что поедет газоген. Да и вообще сразу можно догадаться.
Несмотря на свой уверенный тон, Роже в глубине души нервничает. Эмилио не предупредил, будет ли на машине кто-нибудь еще кроме шофера и нужно ли опасаться серьезного сопротивления… Словом, выпутывайтесь, как знаете. Сначала у Роже возникает мысль — при появлении машины выстрелить в воздух, чтобы напугать шофера, но он тут же отказывается от этого плана. Такой способ действий недостоин франтирера. Шофер — француз, он сам поймет… «Возможно даже, — думает Беро, — что он меня узнает… Черт, а нужно ли это?» Роже извлекает из кармана большой клетчатый платок и, прикрыв им нижнюю часть лица, завязывает концы платка на затылке. Он все еще размышляет над планом предстоящих действий, как вдруг в лесу раздается шум приближающейся машины.
— Приготовься, Пикмаль!
На дороге появляется машина, окутанная облаком пыли и дыма; спереди у кузова приделан огромный газовый баллон.
«Она!» — мелькает в голове у Беро. Он решительно бросается на середину дороги, держа в поднятой руке автомат.
— Стой! Маки!
Машина сразу останавливается, и из нее тотчас выходит человек в рубашке без пиджака. Булочник Пейроль!
— Фу, так это ты?! — восклицает Роже, срывая с лица платок. — Извини меня!
— Разве ты не узнал машину?
— Нет.
— А я так признал тебя за сто метров. Ты действуешь довольно глупо. Стоило мне набавить ходу, и я бы переехал тебя.
— Там, подальше, стоит товарищ с винтовкой.
— Ну, хватит шуток, — говорит Пейроль. — Забираешь табак?
— Как? Так это ты его везешь?
— А кто же, по-твоему, должен был его везти? Ведь это я вас предупредил!
— Ну, раз это был ты, так мог бы сам и отвезти его прямо к хижине.
— Не так-то все просто, старина, мне нужно оправдание, почему я возвращаюсь порожняком.
— Ты сделаешь заявление в жандармерию, что твой груз при перевозке был захвачен партизанами.
— А как быть с продавцом из табачной лавки?
— Ему завтра пошлют конверт с деньгами. У тебя есть с собой накладная?
— Да, двадцать коробок с сигаретами «Голуаз» и пятьсот пачек табаку.
— Это же целое богатство! В отряде у нас уже два дня не курили. Скажи-ка, груз тяжелый?
— Два запломбированных мешка по двадцать пять килограммов каждый. Вам далеко нести?
— До дома Дюшана, а оттуда их заберет Констан.