Командир Особого взвода
Шрифт:
Нефедов переломил пластинку амулета. На него обрушилось морозное облако, заискрилось вокруг тысячами снежинок, опадая на плечи. Шепотом проговаривая заученную наизусть строку, он чувствовал, как леденеют губы, отказываясь двигаться, как мир вокруг замедляется, превращаясь в вязкий кисель звуков и движений. Толпа на площади взвыла в один голос, но этот вой растянулся, дробясь на тягучие звуки: «У-у-о-о-а-а-а!». Покрытый кровью человек пошатнулся, уронил черный том и сжал руками голову, падая на колени. Холод стал невыносимым, подбираясь к самому сердцу. И тогда Степан выстрелил. Красные брызги веером повисли
Последний оборотень грохнулся в пыль и умер, сипя и вздрагивая. Тогда Степан соскользнул с лестницы и бегом кинулся на площадь. Альвы были уже там — равнодушно работали кинжалами, отрезая головы людям, с которых сыпались последние остатки шерсти. Здесь были все, от мала до велика. Нефедов глядел на груду тел и чувствовал, как на него наваливается свинцовая усталость.
— Командир! — рядом появился один из солдат. — В деревне больше никого. А вон там один живой остался. Пуля мимо прошла, но сбежать он не успел.
— Пойдем, — хмуро буркнул Степан. Он шел мимо трупов, и настроение портилось с каждым шагом. Нефедов понимал, что иначе никак нельзя — волколак, однажды попробовавший крови, нормальным не станет никогда, и человеком его считать можно будет только до следующего полнолуния, когда жажда крови снова обернется безумием зверя. Но лучше от этого не становилось, потому что среди убитых были дети и женщины.
— Чертова мать! — выругался Степан. — Жаль, что я этой сволочи башку отстрелил сразу!
Он пнул книгу, валявшуюся около разрисованного кровью тела, и перешагнул через него, направляясь туда, где трое альвов, стоя неподвижно, держали на прицеле крепкого мужика, вжимавшегося спиной в бревенчатую стену.
— Так, — не доходя пары шагов, Нефедов остановился и пригляделся. Потом присел на корточки:
— Кого я вижу. Никак, Михаил?
Белый от страха мужик, челюсть которого мелко тряслась, судорожно кивнул, обхватив грязные плечи руками. Альвы пристально глядели на командира, ожидая приказа. Стволы их винтовок не шевелились, мертво уставившись в лицо недавнему оборотню.
— Вот, значит, почему места у вас гиблые, — презрительно усмехнулся Нефедов, снова поднимаясь на ноги, — волки шалят, значит?
Он сунул руку в карман, нашаривая папиросы.
— Ну, раз так — извини.
Альвы отошли на шаг, вскидывая винтовки. В это время пальцы старшины нащупали в кармане что-то мягкое. Он вытащил замызганную тряпицу, встряхнул ее — на землю посыпались крошки табака. Степан бросил тряпку под ноги и досадливо посмотрел на мужика.
— Хороша у тебя была махорка, Михаил! Получается, придется мне добром за добро отплатить.
Старшина вздернул плечи и замер, глядя в черные, без зрачков, глаза одного из снайперов. Думал он недолго.
— Ладно. Ведите его в машину, отвезем в Волоколамск. Пусть там с ним разбираются, у нас и своих дел по горло.
Помолчал
— Не иначе, бог тебя надоумил такую махорку вырастить… Миша. Зачистить здесь все!
13. На то и война
Он открыл глаза.
Ничего не изменилось. Кругом была непроглядная темнота, и сколько он ни напрягал зрачки, нигде не было ни единого отблеска света. Провел рукой по лицу. Ладонь стала мокрой — непонятно, то ли кровь, то ли просто вода. Потом он вытянул руку вперед и медленно пошел, пока обожженная ладонь не уткнулась в холодный камень стены. Под ногами что-то звякнуло. Степан присел и вслепую пошарил вокруг. Пальцы сомкнулись на знакомой рукояти кинжала.
Сунув его в ножны на поясе, он притронулся к гудящей голове и поморщился от резкой боли, нащупав длинную рваную рану от виска до подбородка.
— Хорошо приложился, — хрипло сказал Степан и сплюнул под ноги. Голос прозвучал глухо, как в погребе. Еще раз зачем-то дотронувшись до стены, Нефедов пошарил в нагрудном кармане и достал латунную зажигалку. Чиркнул колесиком, поставил гильзу на камень. Неяркий язычок пламени резанул по глазам, словно прожектор, и старшина поспешно отвернулся, досадуя сам на себя — теперь несколько минут перед глазами будут вертеться белые пятна.
Он огляделся по сторонам. Взгляду такого освещения вполне хватило, и старшина увидел небольшое помещение — кирпичные стены, брызги чего-то темного на железной двери, криво висевшей на одной петле. И труп в черной куртке, с неловко подвернутыми под себя руками и ногами, лежащий в дальнем углу. Степан натянул на ладонь рукав гимнастерки, подхватил нагревшуюся зажигалку и шагнул ближе, снова выдергивая из ножен кинжал.
Шаг, другой… По лицу мазнул знакомый неприятный холодок, словно мимо метнулась какая-то птица, на лету задев щеку мокрым крылом. Скривившись от боли, снова гвоздем ткнувшей в висок, Нефедов пригляделся. Потом перехватил кинжал за лезвие, зажмурился и сильно метнул, целясь в неярко блестевшую на кирпиче руну.
Вспышка ударила сквозь закрытые веки. Степан отмахнулся от едкой кирпичной пыли и подошел к мертвецу.
Под телом обнаружился «вальтер» с полной обоймой, который Степан, не долго думая, сразу сунул в карман. И больше ничего. Ни документов, ни каких-нибудь нашивок на куртке. Только татуировка слева на груди — две руны «зиг».
— Эсэсовец, стало быть, — пробормотал Степан, — да еще и маг… Видали мы таких.
За косо висящей дверью что-то зашелестело, скрежетнуло по металлу. Старшина отскочил к стене, распластался спиной по камню, направляя ствол «вальтера» в щель. Дверь еще раз тяжело проскрежетала и рухнула внутрь.
— Живые есть? — неуверенно сказали в дверном проеме. Нефедов не отвечал, внимательно вглядываясь в темноту, медленно и бесшумно дыша ртом. Потом тихо присел на корточки и спросил:
— Абросимов? Ты что, к теще на блины направился? Тебя кто так учил в незнакомые помещения заходить?
— Товарищ старшина! — из дверного проема, сжимая в руке автомат, появился тощий, стриженый «под ноль» солдат, с ног до головы перемазанный кровью и грязью. На его лице радостное удивление смешалось со страхом. — Это вы, товарищ старшина?