Командир подлодки. Стальные волки вермахта
Шрифт:
– Проклятье, – печально заметил Зиппель. – Они побьют нас.
Иллюзий насчет человеческой благодарности у него не было.
– Может, взять малиновый джем, – предложил он.
Я покачал головой:
– Нет, этого недостаточно. Но… подожди-ка минутку. Беги к боцману и попроси немного сурика. Если он спросит зачем, скажи, что хочешь покрасить камбуз.
Лицо Зиппеля прояснилось, и, посвистывая, он быстро скрылся.
Когда он вернулся, мы сначала проверили в старой жестянке цвет. Никакая красная капуста не могла быть краснее. Вкус улучшился.
Был чудесный день, ясный и спокойный, и уж точно не было никаких причин, чтобы кому-то вздумалось заболеть морской болезнью. Но через четыре часа после обеда матрос первого класса Шлегельспергер вышел на подветренную сторону, перегнулся через поручни и выпустил обед, как пассажир при ветре в шесть баллов. Через полчаса каждое место в гальюнах было занято, а нетерпеливые люди с расстегнутыми поясами стучали кулаками по деревянным дверям. На мостике Старый Козел прохаживался взад и вперед с позеленевшим лицом. Время от времени он скрывался в своей маленькой каюте, где для его единоличного пользования находился специальный сосуд с позолоченными краями. Еще полчаса, и все, качаясь из стороны в сторону под бушпритом, удобряли луга сорняков на дне моря.
– Медвежья болезнь, – посмеиваясь, сказал Зиппепь.
Смех застрял в горле: дверь открылась и появился Старый Козел.
– Вы кажетесь очень счастливыми на камбузе, – сурово сказал он.
Я был уверен, что он заметил и какао, и спаржу на столе, но промолчал. Он в два шага подскочил к плите, наклонился над кастрюлями и понюхал. Затем сунул длинный палец в кастрюлю с красной капустой, мигом повернулся и ткнул красный палец Зиппелю под нос.
– Что это? – прошипел он.
– Сурик, – ответил Зиппель, будто сурик был самой подходящей приправой для красной капусты.
Старик ничего не сказал. Он трясся от ярости, как кипящий чайник. Я уверен, что ему следовало вспомнить заповедь о любви к ближнему, потому что ничто иное не могло спасти нас.
– Это последняя соломинка, – сказал он наконец. – Марш обратно в кубрик, и явитесь утром на вахту. В четыре часа.
Эта собачья вахта – самое плохое, что испытывает моряк. Мы поползли прочь. Он позвал нас обратно.
– Думаю, лучше ничего никому не говорить об этой чепухе, понятно? – приказал он и прошествовал на корму.
Старый Козел был умным человеком. Через три дня с помощью опиума, касторки и молчания все пришло в норму.
19 октября утром мы прибыли в Фалмаут. Был солнечный, ветреный осенний день. Мы встали на якорь на внешнем рейде, потому что для захода внутрь требовалось заплатить пошлину. Старый Козел отправился на берег один. Он вернулся к вечеру. Оказалось, что утром мы пойдем в Корк. На борту царило уныние. Неделями мы были в море, весь день стояли на якоре, видя берег, но никому не разрешили попасть на него. Ночью на ветру скрипел рангоут, а утром старый парусный мастер с каплей, постоянно свисающей с носа, сказал всем, кто хотел послушать, что корабельное привидение гневается из-за скупости Старого Козла. Скоро мы узнали, что судьба припасла для нас.
До полудня мы прошли добрую часть пути, делая около десяти узлов по ветру. Ветер медленно менялся на юго-западный. На юге собирались серые бледные облака и скрыли солнце. Все стало серым. Ветер повернул на юг. Волнение возрастало, и волны, покрытые пеной, дрожали со сдержанной силой. Около четырех часов я освободился. Новая вахта появилась в плащах и сапогах. Мы отдыхали в кубриках, в тепле коек. Корабль трещал и дрожал при яростных шквалах. Мы не могли спать. Я услышал пронзительный свисток третьего помощника и хриплую команду Стовера:
– Готовьте бом-брамсель. Спускай.
Затем послышался топот ног на палубе, скрип блоков и грохот цепей. Парусный мастер был с нами.
– Это на него похоже, – с горечью говорил он. – С капитаном Хилдендорфом этого бы не случилось. Видели бы вы, как он проходил мыс Горн в шторм. Он не спустил ни одного паруса.
Никто не ответил. Мы лежали в койках напряженные и ждали команды «Все наверх».
– Глупая судьба, – сказал парусный мастер и вышел. Порыв ветра захлопнул за ним дверь.
Опять пронзительный свисток.
– Приготовиться опустить верхние брамсели.
Снова лязганье цепей, скрип блоков и хлопанье провисших парусов на ветру. Послышался треск, как удары кнута, потом словно выстрел пушки. Я высунул голову и увидел свинцовое небо. Палуба была покрыта пеной, а высоко надо мной развевались обрывки верхнего брамселя. Убирали брамсель бизани.
– Когда дойдут до грот-мачты, Старый Козел вызовет нас, – сказал Крамер.
В следующий момент мы услышали хорошо знакомые шаги и масленый голос произнес:
– Думаю, пора поднять свободных от вахты.
Мы, злые, выскочили из коек даже раньше, чем Стовер приказал:
– Все наверх.
Снаружи были натянуты страховочные тросы, лодки прочно закреплены. Старый Козел в своей белой фуражке стоял на мостике – узкий силуэт на фоне темного неба.
– Ну, начинается, – прошептал мне Крамер.
– Приготовиться, взять гитов и бык-гордень!
Мы побежали по своим местам. И началось!..
– Тяни, еще тяни! – выпевал боцман, и мы бросались на бык-гордень со всей силы, пока руки не начинали гореть, а тело не взмокало от пота.
Грот сражался с нами, как дикий зверь в западне. Он трещал и скрипел, и понадобилось целых полчаса, чтобы закрепить его.
Боцман повернулся к Витачеку:
– Макс, надо снова закрепить верхний брамсель. Возьми с собой пару ребят. – Его голос был слышен даже сквозь шторм.
Витачек кивнул:
– О'кей. Прин и Стаабс, пошли. – Он прыгнул на ванты.
Мы последовали за ним. Наверху шторм казался еще сильнее. Мачта дрожала под его ударами. Ванты раскачивались, плащи шуршали, как сухие листья.