Командировка в ад
Шрифт:
О да, и на нашей Земле были политики, которые изрекали нечто подобное, и один, художник-неудачник даже вошел в историю. Но на Бриа лозунги бешеного Адольфа воплотили в жизнь, и узнай о том, что творится здесь, древние спартанцы, они бы радостно зааплодировали.
— Мы живем так тысячи лет! — Две Звезды говорил все громче, и его понемногу начало трясти. — Благодаря этому мы уцелели в таких передрягах, которые не снились вашей Гегемонии! Мы были сильным народом, когда первый кайтерит еще только вылез из норы! Мы будем сильным народом, когда сгниет труп последнего! Я
Он закинул лицо к потолку и рассмеялся истеричным нездоровым смехом, а когда снова посмотрел на меня, глаза вождя были целиком черными.
— И кто ты такой, чтобы судить нас? — спросил Две Звезды с такой ненавистью, что я вздрогнул. — Кто вы все такие? Отбросы своих планет, явившиеся сюда с оружием в руках. Принесшие войну на планету, не знавшую войн семьсот лет! Убийцы, насильники, мародеры!
Под его пылающим взглядом все ежились и отворачивались — Макс, Пира, Везиг. Только Дю-Жхе остался стоять, как стоял — последний воин своего племени, у которого Гегемония погубила всех родичей.
— Вы не мертвы только потому, что нам нужны работники, — сказал Две Звезды. — Огромные боевые корабли, миллионы бойцов, миллиарды рабов, роскошь и гордыня…ничто не поможет Гегемонии, судьба на нашей стороне, и бороться с ней бесполезно.
Я вздрогнул от страха — а ну он начнет снова вербовать меня прямо сейчас, на глазах у всех, с этого безумного бриан станется!
Но правитель замолк, а когда заговорил вновь, то голос его звучал ровно и спокойно:
— День всеобщей радости касается всех разумных, в том числе и вас, хотя вы и чужаки. Священная кровь пролилась, священная плоть вошла в плоть обыденную, и вы получите то же самое, что и мы.
«Священная плоть? Священная кровь? — хотелось заорать мне. — Вы убиваете детей! Жрете их, точно скот!»
Но я сдержался… или у меня просто осталось слишком мало сил.
Две Звезды развернулся и вышел из комнаты, за ним поспешили остальные бриан. Меня тут же атаковали вопросами, что видел и за что именно мне досталось, но ответить я не успел — прозвучал сигнал общего построения.
Я смог подняться на ноги, и доковылял до своего места.
— Наслаждайтесь же радостью, воплощенной в пирогах всеобщего благословения! — объявил Шесть Гор, и нам принялись раздавать обед, на этот раз не обычные банки слизи, а нечто вроде коробок для ботинок.
Открыв свою, я обнаружил внутри прямоугольный многослойный торт, украшенный сверхупучком фиолетовой травы. Накатило отвращение, я вспомнил руку жреца с зажатым в ней окровавленным куском мяса, тонкий детский визг… но голод оказался слишком силен, и я принялся торопливо жевать.
Трава была сладкой, под ней обнаружился слой ягод, больших и сочных, точно клубника, еще ниже взбитые сливки, затем цельные орехи, приятно хрустевшие на зубах, дальше нечто кисловатое, наверное джем, еще один пласт орехов, но других, более плотных, поджаренных, так что на языке после них остался вкус карамели, потом корж из слоеного теста, очень свежего, и похоже с творогом. Я жрал, словно в детстве, не обращал внимания, что сладкий сок течет по подбородку, что чавкаю
И остальные вели себя не лучше.
— Пирог сей символизирует жизнь на Бриа от глубочайших основ в ядре планеты до вершин атмосферы, которая защищает нас от губительных излучений, изрыгаемых светилом, — вещал Шесть Гор, только вот его никто не слушал.
Мы наслаждались сливочной нежностью, ягодной сладостью и ореховой сытостью. Радовались тому, чего не знали много-много дней, а сколько именно, я не мог сказать, поскольку давно потерял им счет, и не помнил, насколько давно не видел солнца.
Вкалывали мы с утра до вечера, и свободного времени у нас был примерно час, после ужина и до отбоя, когда всех загоняли по спальням и тушили свет. В этот кусочек времени круглый плац напоминал двор тюрьмы из американских фильмов — одни заключенные сидят, другие стоят, прислонившись к стенам, третьи бродят туда-сюда, кто-то болтает, кто-то играет в карты, запроцессом лениво наблюдают конвойные.
Ясидел на полу около двери склада, и выжидал, когда бриан надоест на нас таращиться, и можно будет изучить замок — вдруг он не особо сложен, и я смогу вскрыть его своими инструментами. Вокруг Ррагата и его приятелей собралась толпа, как обычно — очередной турнир по бирале, игроки и болельщики.
Но не все наши были там…
Я сидел, прикрыв глаза, но время от времени поглядывал по сторонам, и в один момент обнаружил Билла в компании Юнессы: они стояли рядом, его рука лежала на ее плече, на физиономии американца красовалась наглая ухмылочка, а девушка поправляла выбившуюся прядку волос. И в один момент мне стало горько и противно — все как обычно, все как и должна делать незамужняя занга: в прошлый раз она стравливала меня и Равуду, теперь меня и Билла.
Меня они явно не видели, и вообще наверняка не видели никого вокруг.
Американец погладил Юнессу по шее, нежно и аккуратно, и повел руку вниз, к ее груди. Девушка подалась к нему, выгнула спину, так что соски под майкой встали торчком, и я отвел взгляд.
Все это время она играла со мной, а я велся как последний идиот!
Пожалуй, замок сегодня обойдется без моего внимания, а лучше пойти в спальню, заглянуть в энциклопедию, узнать что-нибудь новое о тех же бриан, если живая книга окажется сытой и в настроении. Да просто поспать часок перед вечерним построением, только бы не видеть эту парочку воркующих голубков.
Через плац я прошел, шаркая, не поднимая головы.
В комнате оказалось пусто — понятно, она надоела всем хуже горькой редьки, и пока не гонят, все будут тусить снаружи. Но вытащить энциклопедию, спрятанную под кроватью, я не успел, в спальню впорхнули трое девчонок-веша.
— Десятник! — позвала Нара, моргая сиреневыми глазами.
— Что? — я повернулся к ним: три изящные фигурки, бедра соразмерно полные, талии очень тонкие, лица гладкие.
Блин, а у меня сколько не было женщины? «Секс по телефону» с Юлей не в счет. Совокупление с Юнессой в лесу — тоже, можно вычеркнуть эту похотливую самку из сердца и из памяти.