Командировка в ад
Шрифт:
Милица начала говорить, постепенно громче и громче. Вдруг стало тихо, не считая кашля тех, кто не мог сдержаться. Даже безутешный отец примолк, вслушиваясь.
— Српкина? — один из полицейских подошел к Милице вплотную.
— Да, я — сербка, — с вызовом сказала врач. — И спасаю вас. Немцы всех в Високи Планины бросили умирать. Они — ваши враги, как и наши.
— Достаточно агитации, — прервал ее Касаткин-Ростовский. — И без того у них культурный шок. Скажи лейтенанту, что нам нужно поговорить наедине.
Парня звали Марио Оршич. Он рассказал, что как только в роте появились заболевшие, а это произошло
— Продукты есть? — уточнил князь.
— Продуктов всего на четыре дня, — грустно ответил Оршич. — Завтра должно остаться лишь на три дня, но часть едоков умрет, так что снова на четыре дня.
— Теперь уже не умрут, — сообщил Касаткин-Ростовский. — Вам нужно больше есть и поправляться. Многим потребуется дополнительная инъекция. Я договорюсь с сербами, они снабдят вас едой. При условии: не вести себя с ними как враги или оккупанты. Вы в одной лодке. Найти нас можно в больнице или в скупщине.
Милица перевела этот спич как можно точнее, без матерной отсебячины. Когда вернулись к машине, и Борис запустил двигатель, поежилась:
— Ведь люди как люди. У них, наверно, тоже есть жены, матери, у тех, кто постарше, и дети, наверное. Почему здесь ведут себя как звери?
— Не знаю. Где-то читал, что в каждом есть и человеческое, и звериное. Воспитание и жизненные обстоятельства пробуждают те или иные качества. Надеюсь, мы затронули их лучшие струны.
Он не добавил, что на прошедшей войне встречал и убивал индивидуумов, у которых человеческое начало отсутствовало напрочь. Давил их как гадов, без жалости. Как наглую комариху, куснувшую его прямо в лоб.
Глава 5
5.
Распечатать одноразовый шприц, наполнить, удалить воздух. Открыть локтевой сгиб больного, заставить его несколько раз сжать и разжать кулак, попасть иглой в вену, надавить на поршень. Пригласить следующего или просто перейти к другой койке. Две минуты на пациента. В лучшем случае — тридцать инъекций в час, три сотни в день на одного медика, если впахивать от темна до темна.
Но это для содержащихся в больнице, она невелика. Или пришедших своими ногами на прием. А теперь считаем. В городке до эпидемии жило до тридцати тысяч, и полстолько в селах, в хуторах. А ведь группа сюда ехала из-за Благоевичей, с вероятностью один к трем могли избрать два других сельских уезда, включенных в карантинную зону. Даже если для четверти живших здесь помощь запоздала… Все равно, ее ждут порядка ста тысяч человек!
Утро, а Несвицкий чувствовал себя выжатым лимоном. Даже
Утонув в расчетах, Николай заставил себя отложить их. Попросил больничарку принести второй завтрак поплотнее, а потом пригласить главврача. Первый завтрак перестал ощущаться в утробе буквально через пятнадцать минут после того, как отложил салфетку. Причем сербская кухня — очень сытная.
Как только работники больницы узнали, кто их настоящий спаситель, он окружили Несвицкого заботой и почетом. Казалось, щелкни пальцами, и местные дамы соревновались бы за право мыть ему ноги и как в Библии — вытирать их своими волосами. Предоставили лучший кабинет, исполняли любой каприз. Чуть придя в себя, женщины вспомнили о внешности, начали краситься. Возникни у волхва похотливое желание, благодарные сербки в очередь бы встали, готовые утолить нужду. Марине этого лучше не видеть. Поэтому ночевал Николай у Ольги — под присмотром ее семьи. Вот и сегодня, поутру осмотрел их, убедился в эффективности лечения и снова заспешил к больнице на «турине» Милоша.
С главврачом обсудил создание летучих бригад: с транспортом, с умеющим делать инъекции человеком и непременно с вооруженным полицейским — зачарованная плазма сейчас воистину бесценна. Главврач обещал привлечь к делу самых авторитетных людей города, жаль, что бан, то есть председатель скупщины, умер уже на второй день трагедии.
Кружилась голова, мысли путались. Так, до следующего сеанса работы с плазмой необходимо поспать, посоветовал себе Несвицкий, но исполнить обещание не успел — вошел Касаткин-Ростовский.
— Держишься? Не перегори, — он тяжело опустился на стул. — Мне хреново. Похоже, заболеваю.
— Это ты у хорватов подхватил?
— У них. А как вышел, меня комар цапнул. И Володьку, тот пластом лежит. Кстати, Васька аж порхает. И больные на него кашляли, и комаров на себе раздавил дюжину — до лампочки. Или твои тельца у него в крови геройствуют, или организм выработал иммунитет. В общем, живчик.
— Расскажи толком, что нам с тех хорватов.
— Нам нужны союзники, а не враги и, тем более, в тылу.
— Перешли на нашу сторону?
— Нет пока. Но уже повернулись к нам лицом, а не гузицей. Как поправятся, будет человек семьдесят-восемьдесят в строю. Прикинь, три бронемашины с крупнокалиберным пулеметом, ручные пулеметы. Это же фактически мотострелковое армейское подразделение! Причем личный состав весьма скверно относится к немцам и при случае готов им выпускать кишки.
— Все так думают?
— Вряд ли. Пяток-другой отсеется. У кого-то семьи дома, и они за них боятся. Завтра выведут первую группу охранять порядок. Осмотрят с местными полицейскими дома, вывезут и похоронят трупы, сгонят бесхозный скот. Брошенные или выморочные жилища опечатают. Короче, наведут ордунг лучше немецкого. Эй! Ты меня слышишь?