Командировка в ад
Шрифт:
Интересно, сколько бы браков уцелело, имей супруги (да хотя бы один!) возможность столь точно выявлять ложь? Наверно, самые стойкие продержались бы минут пять. Нет, пары распадались бы до алтаря, и человечество обрекалось на вымирание в течение поколения, потому что для следующего поколения надо, чтоб большинство детей росло в нормальных семьях.
С Милошем Благоевичем другой случай.
Утром завтракали как обычно, только несколько более сытно: много осталось доедочек. Милош казался задумчивым, но не более того. Несвицкий старался не смотреть ему в глаза и со стороны
— Что-то случилось? — спросила Ольга.
— Нет. Но может. Високи Планины стали заложником из-за близости штаба Младеновича в БиоМеде. После утраты двух вертолетов немцы наверняка придумают какую-то дрянь. Я сейчас отправлюсь в больницу — пополнить запасы плазмы, — он вздохнул. — Не исключено, скоро придется перебазироваться южнее. И мы, наконец, избавим вас от своего навязчивого присутствия.
— Да что ты, Коля! Если нужно — оставайтесь хоть до Нового года, — на настроении Ольги еще сказывался вчерашний успех хозяйки пиршества. — Кстати, где Милица? Она даже на вчерашний праздник не пришла.
— Ночует на БиоМеде. Там свои дела. Не бери в голову.
О том, что девушка опекает доктора Деяна, уже не пленника, но еще и не свободного, Николай, разумеется, не сказал. Непричастность врача к доносу скрывается пока… Что будет после этого «пока» не хотелось и думать.
Несмотря на довольно тяжкий поход под Смердево и в Белград, в целом Николай чувствовал себя гораздо лучше и выглядел привлекательнее, чем во время изнуряющего марафона над сосудами с плазмой в пик заболеваемости. Упражнения, рекомендованные германским магом, постепенно убирали ущерб, причиненный волхованием на износ. Сволочь этот маг, конечно, но профессионал. Вот Несвицкий и старался. Какая-то часть его сознания противилась возобновлению самоистязания, но он твердил себе — надо, надо…
Только на душе погано. Николай прекрасно понимал, что был прав, поспособствовав разоблачению Милоша. Но одновременно он принес горе Ольге и племяннику. Как к ним будут относиться люди после ареста их мужа и отца?
На БиоМед попал только после обеда. Справился у адъютанта о Младеновиче, тот поведал: генерал работает с Благоевичем второй час. Почему так долго? Николай остался ждать в приемной, не в силах заняться чем-нибудь другим.
Примерно через четверть часа генерал пригласил Несвицкого. Милош сидел на стуле, чуть отодвинутом вглубь, неестественно прямо, словно демонстрируя нежелание склониться под давлением обстоятельств.
— Признался, — сообщил Младенович Несвицкому. — Хоть и не сразу. Выдал нам сообщников, я послал за ними. Там не столь приметные фигуры, как учитель в школе. Скоро привезут. Николай Михайлович, бери стул, присаживайся. Разрешаю побеседовать с предателем.
Несвицкий сел напротив Милоша и спросил о том, чем мучился:
— Почему ты сделал это? Давидовац погиб, ну, а нас спасла лишь только выучка. Неужели ты не понимал, на что нас обрекаешь?
— Почему я должен сожалеть, что выдал немцам любовника своей жены? Жаль, что ты уцелел.
Как ни парадоксально, но на лице учителя мелькнула тень торжества.
— С чего ты взял, что мы любовники? — удивился Николай. — Я не спал с ней и даже не пытался. Господине генерал, подтвердите!
— Князь не врет, — кивнул Младенович.
— Я не верю! — встрепенулся Милош. — Вы, варяги,
— Даже обсуждать не собираюсь, — отрезал Николай, не желая, чтоб напряженный разговор развивался в опасном направлении. Оправдания бессмысленны, и Младенович почувствует неискренность. — Милош! Один мудрец, не помню кто, сказал: если тебе изменила жена, радуйся, что изменила тебе, а не Отечеству[1]. Из-за одного ни на чем не обоснованного подозрения ты пытался осложнить борьбу родного народа за независимость…
— Не хотел я этого, — смутился Милош. — Лишь того, чтоб ты пропал в походе. Только Ваниш начал требовать: продолжи! А иначе тебя выдам.
— Ваниш Петрович и его супруга — сообщники Благоевича. Скоро их обоих привезут, — проинформировал Младенович. — Те, похоже, состоят на связи с немцами давно. Авиаудары по школе и больнице, как подозреваю, сделаны по их наводке. Скоро мы узнаем точно.
— Что со мною будет? — вдруг поинтересовался Милош.
— Ну, а ты как сам считаешь? — усмехнулся генерал. — Князь, как думаешь? Нам помиловать шпиона?
— Нет, конечно, — отрубил Несвицкий. — Меру наказания предателю пусть определит военный трибунал.
— Нет его у нас, хорватский не считается, — генерал развел руками. — Значит, Николай Михайлович, тебе его и создавать, — он звонком вызвал адъютанта. — Увести Благоевича и содержать под стражей. Николай Михайлович, жду ваших предложений по составу трибунала.
Несвицкий покинул кабинет командующего немного ошалевшим. Поручение Младеновича показалось неожиданным и странным. Что-то мутит генерал. Николай ни разу не юрист, о чем Младенович прекрасно знает. Так чего он добивается? Суд, следствие и контрразведка, разумеется, нужны. Приказание организовать трибунал практически равно обязанности его возглавить. Ему судить за измену свояка? По закону это не положено, но кто об этом вспомнит в полевых условиях?
Что же выйдет? Иностранец приговорит к смертной казни или длительному тюремному заключению серба, подозревавшего, что председатель трибунала наставил ему рога… Это даже не драма, а какой-то пошлый водевиль!
Почесав в затылке, Николай отправился на узел связи. Здесь его прекрасно знали. Дежурный по узлу на просьбу организовать общение с штабом варяжского флота робко возразил о необходимости санкции Младеновича, но вполне удовлетворился объяснением, что Несвицкому в связи с поручением командующего предоставлены широкие полномочия. Нужного абонента искали около двадцати минут. Наконец, в наушнике прозвучал знакомый голос.
— Здравия желаю, — поприветствовал Несвицкий деда.
— Здравствуй, внук! — адмирал, похоже, что обрадовался. — Как ты там? Тут такие слухи ходят… Будто выкрал генерала немцев, в одиночку сбил два вертолета?
— Слухи, как всегда, преувеличены, — сообщил Несвицкий-младший. — Выкрал — да, но не уберег. Умер генерал дорогой, но зато Бориса выдернул из лап германцев. С вертолетами опять неправда. На моем счету один, а второй зенитчики подбили. Так что — ничего особенного.
Адмирал захохотал. Внук в своем репертуаре — шутит. Кто другой за этот подвиг попросил бы орден, и его, конечно б, дали. Николай же не считает свой поступок чем-то выдающимся.