Командор
Шрифт:
Самое любопытное, что Форинов абсолютно не сомневался в согласии певицы и наверняка уже мысленно обладал ею в своей двухместной палатке под знойным африканским небом, а затем, после особо удачной охоты, дарил ей шкуру какого-нибудь собственноручно убиенного леопарда. И все это под монотонный перестук тамтамов дикого негритянского племени и зажигательные танцы туземцев. Короче, этакая чистейшей воды экзотика.
– Я пока не дала своего согласия, – напомнила Мэри, очаровательно улыбаясь. Романтичность предложения пришлась ей по вкусу и здорово
– Так соглашайся скорее. – Пашка так увлекся, что машинально перешел на «ты».
Мэри посмотрела на меня и едва заметно качнула головой. Я понимающе улыбнулся ей в ответ и вздохнул.
Но все-таки теперь Пашка имел определенные шансы на успех, или же я ни черта не смыслю в женщинах. Настало время оставить их одних – я свою миссию успешно завершил, – и тут в бар вошел зеленоватый от морской болезни Шендерович.
– Добрый день, – он вяло пожал мою руку, кивнул Пашке и буркнул: – Хотя какой он, к черту, добрый?
– Подумаешь, слегка покачивает, – усмехнулся я. – На то оно и море. Ничего, вечерком уже будем в Бискае, вот там шторма так шторма. Все как полагается. А сейчас так, легкое волнение.
Шендерович невнятно замычал. Мысль о том, что качка может еще и усилиться, привела его в ужас. Однако, несмотря на паршивое самочувствие, голова у него продолжала работать четко. Оставлять свою подопечную в компании двух молодых мужиков он явно не собирался.
– Прошу прощения, но Мэри я у вас забираю, – откровенно и в лоб сказал продюсер. – Нам надо обсудить с ней детали нашей новой программы, к созданию которой мы приступим сразу после возвращения из круиза. Вы-то можете обо всем забыть и отдыхать, а у нас работа. Раз отстанешь, потом догонять трудновато.
Лицо Пашки вытянулось от неприкрытой обиды. Сейчас он походил на умирающего от голода путника, добравшегося наконец до вожделенного ресторана и с изумлением следящего, как официант вдруг забирает у него из-под носа только что поднесенное и аппетитно пахнущее блюдо.
К немалому счастью для Шендеровича, соображал мой приятель всегда туговато, и пока он прикидывал, как лучше высказать продюсеру все, что он думает о таких типах, а то и без слов перейти к делу, коммерсант от музыки подхватил несопротивляющуюся Мэри и увел ее из бара.
– …! – Пашка с некоторым опозданием поведал всю правду о Шендеровиче, не поместив в длиннейшей тираде ни одного цензурного слова.
– Да плюнь ты на него! – Мне даже стало слегка жаль непутевого приятеля. – Дело почти на мази, вечерком подкатишь к ее каюте и – ноу проблем.
Пашкины глаза плотоядно сверкнули. Он моментально позабыл обиду и мысленно уже следовал моему сумасбродному совету. Не знаю, чем бы все это кончилось, ведь ситуация для Пашки вроде бы сложилась благоприятная, но после обеда шторм усилился настолько, что мой приятель утратил способность к каким-либо действиям. Я, кстати, тоже.
А ближе к вечеру шторм превратился в настоящий ураган…
8
Капитан Жмыхов. Заботы и тревоги
Погода ухудшилась внезапно. Несмотря на весь свой современный спутниково-компьютерный арсенал, синоптики слишком поздно передали штормовое предупреждение. Времени дойти до какого-нибудь порта уже не оставалось, а становиться в такую погоду на внутренний рейд было куда опаснее, чем находиться в море, и Жмыхов без особых колебаний решил продолжить плавание.
Справедливости ради следует сказать, что капитан был полностью уверен в своем судне. Обещанный восьмибалльный шторм «Некрасов» мог выдержать, да и не раз выдерживал, играючи. Ну, поблюют пассажиры, так что с того? Никто их в море на аркане не тянул. Сами добровольно выложили свои денежки, желая испытать все прелести морского круиза, вот теперь пусть и испытывают их вдоволь!
К пассажирам Жмыхов в глубине души относился неприязненно. Не мог им простить их нежданного богатства, возможности направо и налево швырять зелеными – того, что не мог позволить себе он, свыше тридцати лет отходивший в море, из них последние четырнадцать – капитаном нескольких лайнеров.
Жмыхов был настолько уверен в своем корабле, что даже не стал подниматься на мостик, а вместо этого спокойно отправился к себе в каюту немного отдохнуть. Он и сам не заметил, как задремал, полулежа на диванчике и не снимая формы. Снилась ему какая-то ахинея, винегрет из полуголых дикарей, почему-то заседающих в Думе, и зарубежных киноактрис, страстно желающих познакомиться с ним, Иваном Тимофеевичем Жмыховым.
А потом все пропало, и капитан вынырнул из забытья, твердо уверенный: что-то случилось!
И точно. Качка сменилась на килевую и усилилась. Значит, шторм стал сильнее и нагнал более высокую волну.
Жмыхов поднялся, шагнул к переговорному устройству, но его опередили. Голос старпома деловито спросил:
– Иван Тимофеевич?
– Слушаю. – Жмыхов привычно одернул китель и подтянул ослабленный галстук.
– Докладывает Нечаев. Шторм усилился до девяти – девяти с половиной баллов. Пришлось развернуться носом к волне. Только что получено сообщение синоптиков, что часа через полтора-два нас настигнет ураган. Предположительно – до двенадцати баллов.
– Уйти не успеем? – коротко спросил капитан, хотя ответ ему был известен заранее.
– Нет.
– Добро. Сейчас поднимусь на мостик. Ждите.
Жмыхов задержался лишь на несколько секунд, чтобы взять свою трубку, и быстро покинул каюту.
В рубке все хранили спокойствие, чего нельзя было сказать об окружавшей «Некрасова» стихии. И куда только подевалась радующая глаз безмятежность моря? Даже цвет его из голубого стал свинцово-серым. Высокие тяжелые валы грозно катились под мрачным небом, где сломя голову неслись облака.