Комедия положений, или Просто наша жизнь (сборник)
Шрифт:
– Крепись, Илюша. Мы скорбим вместе с тобой. Теперь, пожалуй, вернёшься в Москву, и будешь жить с бабушкой? – предположила я. – С родными-то легче…
Он распахнул глаза и удивлённо посмотрел на меня.
– Нет! – твёрдо возразил Илья. – Я буду жить в Париже. У нас там квартира. Я там учусь, я хорошо говорю по-французски, у меня уже есть друзья. Я буду жить в Париже. Так хотела мама.
Я пожала ему локоть и отошла в сторону. Илья поразил меня своей решимостью и преданностью матери. Я жалела его и восхищалась им.
Гроб закопали, могилу роскошно украсили цветами и венками. Люди поспешили быстрее покинуть кладбище, а я задержалась. Мне хотелось попрощаться на свой лад. Наши долгие беседы с Людмилой всплыли в обеспокоенном мозгу, и я переживала их заново. Я смотрела на свежее захоронение
Предчувствовала ли она свою скорую кончину или трагедия случилась внезапно? Какими были её последние мысли, её конечный всплеск сознания? Может, её позвал Миша, покойный супруг? Какую тайну своей жизни Люда унесла с собой? Мне она оставила чувство вины и смутные, вязкие сомнения… Если бы я могла поговорить с Людмилой, то мне бы сделалось легче. Но Люда не предоставила мне такой возможности. Она впервые безответно молчала, не оспаривая и не осуждая никого. Своей смертью она напоминала нам всем то, о чём мы обычно не задумываемся.
Жизнь хрупка и непредсказуема, а судьба противоречива и абсурдна. Каждую минуту надо проживать, как последнюю, ценить, как каплю благополучия, посланного свыше. Своей внезапной кончиной Людмила подтвердила эти житейские истины. Я благодарила её и просила только одного – прощения…
Мила и Лара
Она – Мила, а я – Лара. В первом классе мы старательно читали букварь по слогам:
Лара мыла раму.
Мила мыла руки.
На, Лара, мыло.
На, Мила, мяч.
Обе гордились. Про нас написали в такой важной книжке! Сразу и подружились, в семь лет.
В начальных классах нас рассаживала учительница, Евгения Александровна. Девочка – мальчик, девочка – мальчик. Считалось, что так дети меньше отвлекаются во время уроков. Евгения Александровна называла нас ласково «мои ребятки». Нам это нравилось. Сама учительница – красивая и седая – нам тоже нравилась, но мы всё равно переговаривались, как нас ни сортировали.
На пятый год обучения разрешили выбирать себе соседа по парте самостоятельно. Мы, конечно, сели с Милой, и с тех пор всегда были рядом – в школе и после занятий. Так и смотрели в четыре глаза на окружающий мир. Мы были отличницами. Нам легко давались предметы: ведь одна голова хорошо, а мы работали двумя! Я любила писать сочинения, а Мила всегда точно знала, что получится в результате химической реакции. Я чувствовала место каждого глагола в английской фразе, а Мила с удовольствием заполняла географические контурные карты за двоих. В трудных ситуациях выручал отец подруги. Папа у Милы самые мудрёные задачки по физике щёлкал, как семечки. Нас обеих посылали на всевозможные олимпиады. Мы и там ухитрялись помогать друг другу, занимали даже призовые места – на радость себе и во славу родной школы.
У нас даже инициалы совпадали: она – Кустинская Людмила Юрьевна, а я – Карелова Лариса Юрьевна. КЛЮ-КЛЮ! Это был наш тайный боевой клич. Мальчишки-одноклассники тоже нас так и называли! Но это было совсем не обидно, а по-дружески. Пацаны нас опекали, а мы им давали списывать и штопали их разодранные куртки и брюки на швейных машинках в кабинете домоводства.
В восьмом классе пришла пора влюблённостей, и на уроках зашелестели записки. Заболели все разом, словно в школьной столовой вместо чая разливали любовное зелье. Шаловливый Амур витал в школьных коридорах и метал свои стрелы щедро, но очень небрежно, беспорядочно, без учёта взаимного интереса. Кому пусто, а кому густо.
Нам с Милой рыцарей хватало. Ватага ребят сопровождала нашу пару в кино, на каток, в лес за первыми подснежниками, а тёплыми вечерами мальчишки бренчали для нас на гитаре в школьном дворе. Скучать не приходилось, однако в девятом классе моя подруга стала задумчива и рассеянна, постоянно нервно что-то жевала и даже пополнела. Оказалось, Мила влюбилась, да так сильно, что нешуточно страдала.
Предмет её воздыханий – Саша Сергеев – держался в классе особняком.
Мила раскрыла свою тайну, и мы взялись за разработку стратегий по покорению Сергеева. Противник был серьёзный, но и мы не простушки. Мила обратилась к нему за большим англо-русским словарём и пожаловалась, что затрудняется с переводом текстов. Он снисходительно предложил свою помощь. Это была первая победа. Вместе с Сашей Мила штудировала английский язык, а без него доводила до безупречности свою внешность. Она села на диету, научилась красиво оттенять свои карие глаза тушью, подводить брови и полировать ногти. Красота – страшная сила! На неё мы и уповали.
Возможно, Мила добилась бы большего, но подошёл к концу десятый учебный год. Закружилась прощальная школьная карусель: последний звонок, светлые слёзы, охапки цветов, белые фартуки, экзамены, выпускной вечер и нестареющий вальс.
С ВУЗом мы определились быстро. Наши родители работали инженерами, им мы пошли по их стопам: обе поступили в Авиационный институт. Всё лето готовились по своей системе: разделили материал пополам, усваивали по отдельности, а потом устраивали совместные семинары. Экзамены сдали легко. Нас зачислили в одну группу, а мы об этом только и мечтали. Вот только Саша Сергеев уехал в Москву, попытать счастья в МГУ, и стал практически недосягаем.
Именно тогда, тем памятным летом, на рубеже детства и студенческой юности, появилась моя первая взрослая тайна, которую я не смогла раскрыть дорогой подруге. Всё случилось жарким июньским днём, когда я добросовестно вникала в непростые отношения тригонометрических функций. Настойчивый звонок в дверь вывел лабиринтов алгебры. Открывать было некому – родители ушли в гости.
На пороге стоял Сергеев с тремя благоухающими пионами.
– Можно войти? – спросил он.
– Конечно! Заходи.
– Готовишься уже?
– Да, а ты как?
– Я скоро уезжаю, буквально через пару дней, – спокойно, чуть улыбаясь, сообщил Саша. – Присесть позволишь? И возьми цветы, поставь в воду. Это тебе.
Я не понимала, зачем он пришёл, мы очень мало общались с ним в школе. Я немного нервничала, а Саша вёл себя вполне естественно. Он был опрятен и блистал хорошими манерами вкупе с правильной речью.
– Я не знаю, когда мы увидимся снова, поэтому счёл нужным сказать тебе, что ты всегда была мне симпатична, если даже не больше. Я хочу, чтоб ты это знала.
– А разве не Мила… – волнуясь, начала я.
Он не дал мне договорить, и это к лучшему. От неожиданности я могла бы брякнуть лишнее.
– Нет, не Мила, – мягко ответил бывший одноклассник. – Она славная девчонка, но именно твою русую косу я везде выискивал взглядом. Как раз через Милу я и предполагал сблизиться с тобой. Около вас всегда вьется целая компания, и это меня останавливало. Простоватые парни для тебя, на мой взгляд. Ты выше, умнее и чище. Перед отъездом я всё же решил признаться тебе и оставить номер телефона моей тётки в Москве. Я буду жить у неё. Мало ли, вдруг пригодится.
– А разве ты не будешь приезжать сюда?
– Я постараюсь остаться в Москве, – твёрдо и как-то очень взросло заявил он. – Мои родители разошлись год назад. Мать вскоре вышла замуж за человека, совершенно мне чуждого. У неё своя жизнь, а у меня своя! Здесь мне делать нечего.
Густой, волнующий, сладковатый запах пионов плыл в тёплом воздухе и не давал сосредоточиться. Странное признание больше удивило, чем польстило. Мне будто вручили огромную вазу тонкого стекла, а я не могу удержать её в руках и не знаю, куда поставить этот ценный подарок. Я подбирала слова для подходящей фразы, но в голове мельтешили синусы и тангенсы. Саша опередил меня:
– Ты не говори ничего, не надо. Я не прошу никакого ответа, и сам не стану пылко заявлять, что не могу жить без тебя. Просто знай, что ты скрашивала мои школьные будни. Я пойду. Не потеряй телефон.
И он ушёл. Сашка шагнул за порог, как за последнюю черту между беззаботным детством и рассудочной зрелостью, оставив меня одну с моим внезапным смятением.