Комедия убийств. Книга 2
Шрифт:
Приближалась ночь.
Наступала весна.
Звучит музыка.
Гаснет свет.
Идет занавес.
Добрый сказочный великан захлопнул полы волшебной мантии, и с последними аккордами тихой и без того уже едва слышной музыки всеобщий мрак, заполнивший зал и авансцену, прорезал маленький тонкий лучик, очертив тусклым золотом круг на толстом пористом пурпуре занавеса. Продержавшись чуть-чуть, иссяк и этот одинокий светлячок.
Но пауза длилась недолго.
Темнота стала потихонечку рассеиваться, и скоро сделались
Натянулся канат на видавшем виды вороте, и, сдаваясь под упорством покрытой мозолями ладони старика — хранителя сцены, вздрогнув, неспешно, с шуршанием вновь поползли в стороны крылья древнего занавеса.
Спектакль окончен.
Поклон.
Актеры выходят на сцену…
Зрители, приветствуя актеров, вскочили с мест.
— Не спешите, ребята, не спешите, — замахал руками появившийся в ложе Роман Козлов, который по-своему истолковал порыв гостей. — Не спешите, как-никак премьера, — он заговорщически подмигнул и небрежным движением коснулся горла, — обсуждение будет.
К числу заядлых театралов никто из устроившихся в уютной ложе друзей председателя «Зеленой лампы» не принадлежал, зато собрались лучшие люди. С Сашкой Климовым три года не виделись, а с Валентином Богдановым и того больше, хотя последний и приезжал в столицу по служебным делам, да встретиться все было недосуг. А тут на тебе! Сразу оба, да Валек еще с женой и детьми. Квартира большая, теперь, слава Богу, всем места хватит.
Сашка, тот вроде бы даже в Москву перебирается, успел уже подругой обзавестись. Скор! И этот факт немало радовал гостеприимного, хлебосольного хозяина, общепризнанную «душу общества» — Козлова.
Артисты кланялись, публика — никто не уходил — не отпускала их, яростно рукоплеща.
Валентин отвел глаза от сцены и принялся разглядывать тех, кто сидел, а точнее, уже стоял в зале. Ближе всех к нему находились две девушки лет двадцати — двадцати пяти, на вид — сестры-двойняшки, одна из которых, бросив случайный взгляд на Богданова, повернулась к другой и что-то прошептала, та, в свою очередь, посмотрела на Валентина, и обе прыснули в кулачок. Почувствовав, что кто-то очень сердито смотрит на него, майор обернулся.
«Я тебе покажу, кобель! — читалось в обращенных на него глазах Веры. — Весь спектакль на них пялился!»
Положение спас сын.
— Дядя Рома, — спросил он. — А как такое можно в театре поставить?
— Впечатлило? — расплылся в улыбке Процент. — Это, брат, не хухры-мухры. Два «лимона» потратили.
— Рубле… — начал было Максим, но вовремя осекся.
— Зеленых, зеленых, милый ты мой, — ответил Козлов, напуская на себя важность, но тут же, прищелкнув языком, добавил с некоторым сожалением: — На туристов одна надежда: нашим не каждому по карману, самый дешевый билет — десятка грина.
— Неужели правда? — удивилась Ирина Калачева. — Это сколько же сейчас? Пятьдесят тысяч? А раньше-то двадцать копеек галерка
— Раньше, скажешь тоже, — усмехнулся Козлов. — Разве раньше такое ставили?
— Нет, такого раньше не было, — с уверенностью заявил Славик — самый младший в компании. Все засмеялись, особенно дети Валентина, которые сами себе казались взрослыми, по крайней мере, по сравнению со Славиком. — А чего? Все-, как по видику: и кони, и корабли, как в кино, даже лучше.
Все заулыбались, а Козлов сказал серьезно:
— Вот самый лучший зритель, его не обманешь, сразу почувствует фальшь. Если честно, то я и сам подобного не ожидал. На репетициях ходили, чего-то говорили, читали стихи… Я не особенно вникал, а как включили всю эту… машинерию, — сказал он, показывая рукой на сцену, и добавил: — Никакой прессы не надо, даже и на широкую рекламу, я думаю, тратиться не придется.
Живым подтверждением слов Романа служили не стихавшие рукоплескания зала. Артисты, в том числе и ведущий-маг, уже раза три покидали сцену, но зрители снова возвращали их обратно. Занавес то раздвигался, то вновь сходился, на это уходили секунды, но каждый раз на сцене менялась выгородка, что только добавляло публике восторга.
«Вот уж действительно — веселится и ликует весь народ, — подумал Богданов, ощутив, сам не зная отчего, неприятное покалывание под ложечкой. — Что они хотели сказать сценой в дурдоме? И не ново вроде бы, было такое уже, было. На Западе… Вроде бы».
— C’est tr`es magnifique, et fantastique [28] , - проговорил пожилой француз, жених Ириной школьной подруги Натальи, и разразился длинной тирадой.
— Месье д’Ибу говорит, что нигде ничего подобного не видел, русские опять всех удивили, — перевела слова спутника Наталья.
28
Это так великолепно, фантастично (фр.).
— А что думает главный эксперт? Санька, ты заснул, что ли?
Козлов сделал знак Богданову — толкни, мол, Климова, что он там затаился? Александр и правда как-то уж очень подозрительно притих, он сидел слева в самом дальнем от сцены углу.
— Хватит храпеть, — пихнув товарища с нарочитым раздражением, приказал майор. — Последний слог повис в воздухе. — Санька! Санька! Клим, ты что!
Голова Климова безжизненно откинулась в сторону, из уголка рта тоненькой темной полоской стекала струйка крови.
Окружающие не видели этого, но и не понимая, в чем дело, почувствовали тревогу.
Тем временем произошло нечто неожиданное, свет в зале и на сцене стал вновь меркнуть, темнота сгущалась.
— Да включите же свет! — заорал Богданов. — Включите свет! Человеку плохо!
«Нет, дружок, — сказал кто-то в голове у майора. — Как раз ему-то и хорошо. Не веришь? А ты сам посмотри».
Такое предложение звучало, по меньшей мере, как издевательство, — увидеть что-либо в кромешном мраке могла бы только кошка. Валентин вновь закричал: