Комиссар, или Как заржавела сталь…
Шрифт:
– …А тут такое! Копчёное несчастие!.. Шаровая молния!.. Понимаешь?! Полстада, блин, лежит и шашлыком дымится! Будто на высоковольтных проводах! Полстада разбежалось по горам и селениям!.. Он страхолюдно испугался, что его за эту кухню свои басмачи прибьют! Вот и прятался в горных норах! И умом-то тронулся за трое суток!.. А в армии, вона! Излечиваться начал… балакать по-русски научился!.. Смышлёный скунс!
Однако ж!.. Посидит-посидит двое, трое суток в вонючем колодце! Опосля вылазиет трубочистным ящером! Права начинает качать!.. «Камандира?! Плёхой слов зовёшь… Турсунов кормить нада!..» И не комиссуешь его, бл…, заразу! И на какую стройку, скажи мне, его посылать?! Лучше пусть здесь, при казарме, привидением служит!.. У нас нашли
Старшина было пошёл на второй виток завода на повышенных, эмоциональных тонах своего рассказа, но вдруг оборвался на крепком словце, обернувшись к дежурному по роте…
– Так, Мурзябаев!.. Отмоешь, отстираешь и накормишь Турсунова!.. А то будешь сам такой же, как он!.. Проплатим вам, ефрейтор, гауптвахту!..
Вытаращив глаза, дежурный хотел было что-то сказать, раскрыв перекошенный во злости рот…
– Выполнять! – последовала жёсткая команда Бубенцова…
– Есть!.. – выпалил Мурзябаев и засуетился по Турсунову…
– Проплатим гауптвахту – что это значит?.. – удивлённо спросил я старшину…
– А это значит, комиссар, что по внутреннему распорядку части нам не положено её иметь!.. Чтоб отправить военного строителя на губу, это, брат, целая проблема… Надо оплатить содержание военнослужащего на гауптвахте посуточно строевой части, где она имеется во внутреннем распорядке… Из-за этого взыскания и наказания бывают не должными по проступкам в нарушении устава… Нужно десять суток влепить! Проплачиваем пять! То есть надо снимать с денежного счёта военного строителя заработанные рубли… А их нету! Понимаешь?! Минус суммы прописан в графе! Должник!.. Как это получается?! Дебет-кредит простой, Борисов! Это чтоб ты понял!.. Военный строитель срочной службы должен в день зарабатывать полтора рубля, чтобы за ним не числился денежный долг перед Родиной!..
– Какой ещё долг?! – ошарашенным изумлением выпалил я. И, сдвинув пилотку на нос, почесал затылок… – Я думал, мы и так выполняем его, что находимся в армии…
– Как бы не так, Санёк!.. Думали?! Индюк тоже думал! На весь птичий двор выпендрючивался!.. Здесь, в стройбате, солдат расплачивается по учёту за весь срок службы за своё форменное и продуктовое довольствие!.. То есть сапоги, ботинки, парадная форма, наволочки и простыни! Завтраки, обеды и ужины! Кино в клубе тоже за счёт солдата!..
Я слушал Николая Петровича с открытым ртом, поражённый этой сокрытой действительностью…
Ни на каких занятиях по НВП (начальной военной подготовке), ни в каких газетах и журналах эта сторона жизни стройбата не высвечивалась. Все знали, что за два года службы скапливается приличная сумма денег. На гражданке, в россказнях, деловито обмусоливались суммы от одной до двух тысяч рублей, а то и более. Что для демобилизованного солдата являлось хорошим подспорьем и трамплином во взрослое начало мирской и семейной жизни… А тут такое?! Должник!..
– …На нашей части, Борисов, уже висит более семидесяти тысяч рублей долга… Солдаты без квалификации… То есть мусорщикам, уборщикам, кто вылизывает к сдаче объекта всю стройзону, – а это, замечу, тяжёлый и неблагодарный труд – закрывают по тридцать-пятьдесят копеек в сутки, а рубль в минус идёт… Почти на всех солдатах роты висят долги – от четырёхсот до восьмисот рублей… За исключением нормировщиков, командиров отделений, водителей, крановщиков и сварщиков… Плотники, каменщики в нулевом балансе… Это человек тридцать-сорок от ста пятидесяти шести из списка роты… Да и у этих спецов не более трёхсот рублей к дембелю набегает… Бухгалтерия урезает, покрывая долги части перед УНР…
– И как же дальше-то?! – ошеломлённо выдохнул я…
– А хер его знает, комиссар!.. Строительство Генштаба – по слухам, конечно же, – разорило два военно-строительных управления… Перерасход средств превысился более чем на
– По-ня-тно… – промычал я в смятении от услышанного и подумал: «…Беда известная… Общеколхозная… Если весь дубовый паркет передислоцировался на Гоголевский с Ржевкой – Васильковым и Кульмандиевым… А Орехи немыми прикидываются, не расколешь…» Узким примитивом рассуждал я сам с собою, не представляя и не видя всей панорамной картины разграбления Генштаба (как в прямом, так и в переносном смысле) Министерством обороны СССР…
7
По тем временам – колоссальные деньги.
Однако вернёмся в казарму…
Незаметно приблизился полдень. Леденцов вышел из командирской комнаты благодушный после обеденного променада. Никого не костерил и не раздавал тумаки с пинками. Остановился около меня:
– Молодец, комиссар! Гляжу, без дела не сидишь!..
Я в это время прибивал фанерную табличку с надписью «Ленкомната» на дверь бывшей складской, трепетным образом вымытой с хлоркой и хозяйственным мылом…
– …Комисара?! Какая комисара?.. Какой он камандира?.. Одет в ВСО [8] , как чмо, а не в ПШа [9] !
8
Военно-строительное обмундирование.
9
Парадно-полевая шерстяная форма строевых войск.
– Тогда ты тожа чмо, бабай!.. В ВСО ходищь!..
– Я сольдатм! А он камандира!..
Невидимое шипенье рассуждающих, разглядывающих сусликовых глазёнок началось сразу же после представления меня в старшинской каптёрке и не оборвалось при появлении командира роты. Леденцов почему-то ни матерком, ни скрежетом зубов с выпученными от ярости глазами не приостановил эту шпионскую дискредитацию политорганов… «Та-ак, субординацию отпустили в свободное плавание… Ну, погодите, бабаи! Первый ваш полновесный конспект на политзанятиях будет по повести Николая Островского "Как закалялась сталь"… И стихам Владимира Маяковского…» Лишь позже я убедился в противоречивости характера командира роты. В напускной, панибратской манере скрывался кнут и пряник, философ с держимордническим настроением. Офицерская сталь уже не закалялась, а плавилась сбором ржавчины, как, впрочем, и вся КПСС. Военно-дисциплинарная требовательность Леденцова маскировочно подменялась унижением подчинённых, как морально, так и физически. Сжиманием барским офицерским сапогом этакой педали невидимой пружины солдатского достоинства. Но об этом позже… сейчас я прибивал табличку с надписью «Ленкомната»…
– Молодцом, комиссар!.. Дежурный! Зайдёшь к старшине! Возьмёшь у него стол с двумя стульями… Ему и одного стола хватит! Красную материю-скатерть и графин со стаканом! Поставишь всё в Ленкомнату! Скажешь Бубенцову, я приказал! Выполнять!.. Борисов! Со мной в штаб пойдёшь… Замполиту части тебя представить надо… Мурзябаев! Рота приедет с объекта – пошлёшь за нами дневального…
В кабинете замполита части – капитана Галкина Ефима Кузьмича, сорокалетнего офицера («Наверное, с курсов «Выстрел», или часть по пьянке сгорела…» – мелькнула крамольная шальная мысль) – всё свелось к быстрому, поверхностному просмотру моего личного дела, вопросов по комсомольской работе на гражданке и понятия её на военной службе. Я сразу же взял быка за рога: мол, приступлю к созданию новой Ленкомнаты не только в смысле ремонта, сводящегося к покраске и вывешиванию военно-политических стендиков, а отличительного дизайна…