Комиссар, или Как заржавела сталь…
Шрифт:
Кульмандиев, закатив глаза и подняв ладони кверху, с восхищением рассказывал про свою невесту Роксан… Что заплатил за неё уже «половина калыма» генштабовским паркетом…
Я ему вторил:
– Что ты, Миша, за рубль родину продашь!..
– За рубль, может быть, и нет… А за два – точно… – поддакнул Вася.
– Ну что вы всё!.. – с обидой в голосе взвизгнул Кульмандиев и продолжил летать в свадебных облаках… – Сыграем кишлаком свадьбу… Поедем с Роксан в медовий путешествий к Чёрному морю, в Крым…
– Со свадебным путя-а-шествием прошу быть поаккуратнее… – мямлил осоловевший Вася Якут… – Я тута смотрел секретные карты Генштаба… там Америки нет!..
Я не слушал их… И нёс с «верой и правдой» свою «ахинейскую бакланку»… Про то, как на гражданке, в родной Пензе, юбки трепыхались вокруг меня, словно флаги вокруг представительства ООН… Трепетно рассказывал про свою девушку, Нину… О том, из-за чего поссорился с ней перед самой отправкой в армию… Как поддатым завалился поздним вечером к ней в гости и перепутал в тёмном коридоре тапок с её любимой собачкой…
– Сколько было визгу, вопля!.. Да уж!.. Но я ведь поддел её на ногу, только на половину носка!..
– Ось мусь драть!.. – прокартавил Вася Якут. Оказалось, он всех слушал в эфире с вниманием…
– Меня матушка в яранге перед сном моржовой табуреткой обхаживала… И то более гуманно, значит!.. – с умно-пьяной, косорылой физией изрёк он своё тундровое заключение моему повествованию…
Я продолжил рассказывать, как просил у Нины прощения за этот неловкий, нелепый случай, как стоял перед ней на коленях… Пухлик – так звали собачонку – лежала в стороне, на коврике, и тихо поскуливала, то ли игриво прикидывалась, не то и «вправдишну» ей надо было «скорую» вызывать…
– «Простите меня, Нина!..» – «Прощаю… Но не забуду!..» – Так и ушёл холостым в армию… – жалостливым пафосом подытожил я свой печальный рассказ…
– Да вы, Сащя, прямо-таки поэт-дервиш! Я где-то слишаль, поэтам нельзя верить!..
– Веришь, не веришь, Кульмандиев! Но мне надоело слушать твои мерзопакостные новеллы! Рынка-скрынка, обмануль, на мешок урюк кинуль и про то, как ты стал мужиком перед армией, стоя на табурете сзади молодой ослицы! Казбек, блин!..
– Увести чужую жену несложно… Сложно вернуть её обратно, в мужнину ярангу… – бормотал Якут в полуотключке…
Я встал из-за стола в нарастающем раздражении…
– Спирт и продукты ваши прасрачены! Ой! Птьфу-ты! То есть просрочены… Пойду на воздух…
– Вниз не ходи!.. Иди на крышу!.. Чтоб комендатура не загребла!.. – последнее, что я услышал от них, выходя на лестничный пролёт…
На крыше, нечаянно спугнув стайку голубей, обнаружил грубо сколоченный лежак. Никаких других сонно-загорающих военных здесь не было… «Наверное, Якут соорудил! Чтобы по ночам наблюдать за звёздами… За Белой Медведицей… А я и не прочь сейчас хоть с белой медведицей, хоть с американкой, только желательно "пояпонистее", здесь, на этом лежаке, в амурных объятиях поломаться…» – Игривые, хмельные мысли озорно навивались в лучах июньского солнышка и освежались ласковым «Дувашей Ветерком»…
К краю крыши я не стал подходить, чтобы со двора и улицы не привлечь внимания караула комендатуры. Взору предстала светло-бежевая нарядная «Прага»… начало Гоголевского бульвара, улицы Старого и Нового Арбата… Размеренно, деловито двигались автомобили, что трудно себе представить в сегодняшнем «селёдочно-бочковом» времени… Двигался разнопёстрый муравейник людской толпы, создавая небольшие группки у ларьков с мороженым, автоматов с газированной водой, кабинок телефонов…
«Эх! Крылья бы Икара!..» Прилёг, растянувшись на лежаке и зажмурив глаза в благостных мечтаниях, я не заметил,
Проснулся от сильного, канонадного, с раскатами и вспышками молнии, грома… В то же время в стороне светило солнышко. Аллюром прошёл сильный, кратковременный дождь… Расцветила в небе мостиком, соединяя Старый и Новый Арбат, ярмарочная радуга, на которую я любовался ещё долго из пристроечного флигелька, спрятавшись от дождя…
«Стенд!.. Стенд!.. Сколько времени?!» Бегом спустился по лестнице. Сильным рывком оторвал дверную ручку. В разгорячённой запальчивости стал тарабанить кулаками по двери «сторожки»… Ударил ногой, она отворилась вовнутрь… Разбросанные гильзы папирос «Беломора»… Перегарно-конопляный запах «косяка»… У стола, друг на друге, крест-накрест, поджав ноги в позе лотоса, лежали оба ключника… Видимо, один изображал из себя северного тюленя, второй – каракумскую кобру. Кивали лбами и, промахнувшись, остались так лежать, вырубившись полностью, в сиамско-арбатской позе закадычных ключарей. Я в отчаянии попинал их ногами… Ласково называл по именам, умоляя очнуться. Тормошил, затем колошматил руками…
– Отур!.. Тур!.. [4] – орал, толмача на их международном санскрите. – Чикишь бер! [5]
Что они чурбанские суки, не понимающие степень политической ответственности!.. Что завтра утром мы будем вспоминать «кузькину маму» и «кириндашей» (сестёр). Всё оказалось тщетно!.. На их губастых мордоплюйках появились слюнявые пузыри, бормотанно свидетельствующие, что тяжёлое, с накладкой марихуаны, опьянение наступило бесповоротно и надолго… Я присел на табурет и закурил… Потянулся к столу за бутылкой «Тархуна»… Задел плоскую фляжку, она упала, из-за неплотно закрытой крышки вытекла жидкость… Моментально поставив фляжку на подошву, чиркнул спичкой, поднеся её к разлитому. Мгновенно вспыхнувшую, почти невидимую, cине-фиолетовую ауру спиртового индиго прихлопнув, накрыл журналом «Огонёк»…
4
Встать! Лечь!
5
Давайте закурим!
«Хитёр бобёр ты, Якут!.. Принёс, значит, литр!.. Хотя какой ты бобёр?! Свинья в калу!.. Нет, тюлень!..» – И любовно пнул его сапогом по заднице…
Выпив с расстройства два раза «по сто» разбавленного тархуном «озверина», заносчиво приободрился и отправился искать нужного мне человека – модель, стилиста, натуралиста; не помнил я название, с кого срисовывают… В общем, не важно!.. «Нужно изобразить статую Свободы – намалюем!.. Будет не похожа?! Всё списывается! Сами говорили – "акулу империализма"! Уродливую! Получите дикобраза!..» С этими оптимистично-неореалистическими художественными помыслами я шёл по широкому коридору, минуя лестничные марши, как вдруг, уколотый шпоровой мыслью, резко остановился…
«Ё-моё!.. Батюшки!.. Ведь не найду дорогу назад!..» Постоял в замешательстве, развернулся, чтобы идти обратно, как услышал тихое посвистывание, завывание-запевание горного жаворонка… Из полутёмного пролёта зонного коридора появился силуэт военного, в котором я определил такого же ключника: связка ключей тихонько побрякивала у него на поясе…
– Ты кто, военный?!
– А ти кто?
– Я здесь по особому военно-политическому заданию капитана трибунала Зверюгина! Мне приказано брать в помощники пригодных моделистиков!..