Комментарии: Заметки о современной литературе (сборник)
Шрифт:
Молкина менее благодушна, чем Липовецкий, который избегает описания конфликтов в детской среде, воспитателей рисует радужными красками, а волонтеров Красного Креста – исполненными неизъяснимого благородства. Она не отбрасывает невыгодные свидетельства, она и не сочиняет диалоги, не пытается передать мысли и чувства героев, не добавляет им приключений. Но зато анализирует документы, сопоставляет, комментирует и сравнивает их. Жаль, однако, что ни в той ни в другой книге не предпринята попытка ответить на вопрос: так могли все-таки эшелоны с детьми вернуться по Транссибирской магистрали в Петербург или нет?
Основной источник и в той и в другой книге – все же воспоминания и свидетельства самих колонистов. Разница в подходе к материалу двух авторов особенно наглядна, когда описывается одно и то же событие на основе одного и того же источника. Вот Молкина цитирует записки своего деда, Юрия Заводчикова. Уже пожилой человек вспоминает впечатления пятнадцатилетнего
«Однажды летним солнечным вечером мимо нашей казармы, находившейся на самой окраине города, у леса, проходила группа изможденных полураздетых людей, окруженных со всех сторон вооруженной охраной. То были „красные“, попавшие в руки „белых“. Один из них, совсем молодой парень, едва плелся позади всех. И вот солдат-охранник с силой ударил его прикладом винтовки в спину. От этого неожиданного толчка все тело его изогнулось волной, и он, с трудом удерживаясь на ногах, с ужасом смотрел на своих мучителей… Всю эту группу подвели к опушке леса и, окружив кольцом охраны, накинули петли на шеи и тут же повесили на сучьях деревьев на виду у всех…»
А вот как обрабатывает этот эпизод Липовецкий. Он рисует картину, как казаки, выигравшие сражение с красными, сгоняют на обочину дороги толпу горожан, чтобы сделать их свидетелями казни, и гонят на расправу толпу пленных, забитых, измученных, босых, среди которых собравшиеся женщины замечают молоденького веснушчатого парнишку и начинают кричать: «Парнишку пощадите! Ведь он в сыновья вам годится». Когда пленников собираются расстреливать на глазах у горожан, один из них, подняв кулак, кричит:
«– Солдаты! Остановитесь! Вас заставляют убивать своих братьев!
Стоявший рядом есаул подскочил к нему, ударил шашкой по голове. Пленный упал, обливаясь кровью.
– Изверги! Душегубы! Кровопийцы! – кричали женщины. Чувствуя, что еще минута – и толпу не сдержать, есаул махнул рукой. Раздался залп. Затем другой. Казаки вскочили на лошадей и ускакали».
Сцена кажется позаимствованной из стандартного советского фильма. Белые – изверги, красные – герои, один из них обязательно обращается к народу с пламенной речью, сочувствующая красным толпа. Литературно-киношный штамп. Впечатление от него гораздо меньше, чем от скупого документа.
Во время беседы Липовецкого с корреспондентом на радио «Свобода» зашел разговор о голливудском фильме, который, по словам автора, хотел делать Стенли Крамер. Режиссер даже обсуждал с ним сценарный план и говорил, что в центре должна быть любовь американского офицера Красного Креста Райли Аллена и русской девушки-воспитательницы. Этот любовный сюжет – центральный и в книге Липовецкого.
Еще в России Райли Аллен влюбляется в умницу, красавицу, добрую и талантливую восемнадцатилетнюю Марию Леонову, в совсем юном возрасте оказавшуюся сиротой. Но волю своим чувствам он не дает. И только когда вместе с Марией они едут поездом из Сан-Франциско в Нью-Йорк, опережая пароход, который идет через Панамский канал, случается неприятное происшествие, которое подталкивает объяснение. Мария выходит из купе и подвергается наглому нападению нахального мужчины. Затаскивая ее к себе, насильник приговаривает: «Кричать глупо. Вы такая юная, свежая. Вы зажгли во мне сильное желание. Я с ним не в силах справиться. Каких-нибудь десять минут – и все будет позади. Никто не узнает».
На крик Марии прибегает Райли, побеждает нахала, читая ему при этом лекцию о хорошем поведении, а благодарная Мария падает в объятия защитника. Деловая поездка оборачивается романтическим путешествием. Влюбленные открываются друг другу, потом поселяются в Нью-Йорке в одной квартире и ведут нескончаемые диалоги в таком стиле:
«– Райли!
– Да, Мария.
– Мне кажется, мы еще находимся в вагоне.
– Но я не слышу стука колес.
– Зато я слышу, как стучит твое сердце.
– Я всегда буду помнить это купе, где ты стала моей».
И так далее. Диалоги не лучшего вкуса, конечно. Но когда читаешь документальную книгу, часто удивляешься не только тому, что жизнь выстраивает головокружительные сюжеты, недоступные вымыслу, но и тому, что у нее не всегда хороший вкус. Во всяком случае, несмотря на сомнительные диалоги, любовь молодого офицера Красного Креста и русской девушки вполне правдоподобна, а поскольку Липовецкий на источники, в отличие от Молкиной, не ссылается, читатель всегда может предположить, что сюжет основан на чьих-нибудь рассказах. Читая книгу Молкиной, я все ждала, когда же она затронет центральную у Липовецкого любовную линию и на какое свидетельство сошлется. Но вот у Молкиной и пароход в Сан-Франциско пришел, и Райли отправился по делам в Нью-Йорк, а о любви ни слова. Зато в полном соответствии с записью в судовом журнале в Нью-Йорке на борт корабля всходит миссис Аллен. Ну не стал бы добродетельный Райли тащить жену на борт корабля, если б там была его юная возлюбленная. А вопреки его желанию миссис Аллен тоже никак не могла там появиться, ее присутствие
О, конечно, вымысел – святое право писателя: это давно все усвоили. Но почему же автор открыто не декларирует свое право на вымысел? Вот корреспондент радио «Свобода» задает вопрос по поводу одной из сюжетных линий романа – истории Феди Кузовкова, который отправился из Одессы во Владивосток в поисках отца-моряка, прибился к колонии, приплыл в Америку, убежал в Сан-Франциско, пересек континент вместе со своей собакой и, самое интересное, – нашел своего отца. «Эту историю кто вам рассказал?» – простодушно спрашивает журналист. Липовецкий отвечает уклончиво: мол, среди детей всегда есть авантюристы. «Судьбу одного из мальчишек я решил показать. Это как бы книга в книге» <www.svoboda.org/ll/cult/1105/ll.112905-4.asp>. Почему бы прямо не сказать: «Это художественный вымысел»? Видимо, потому, что вымысел переводит книгу в другую категорию. Она не лучше и не хуже, она просто иная. Книга, где действуют вымышленные герои или люди с реальными именами ставятся в вымышленные обстоятельства, называется «роман». А книга Липовецкого позиционируется как результат многолетних исследований и поисков, а не игры воображения.
Кстати, романисты примеривались к этой теме. Виктор Доценко, позже сочинивший многотомную историю про приключения Бешеного, в автобиографии рассказывает о своем намерении еще в восьмидесятых годах написать повесть на исторический сюжет о детях, отправленных в Сибирь от петроградского голода, отрезанных войной и спасенных Американским Красным Крестом. «Эта потрясающая история настолько захватила меня, что я стал разыскивать тех, кто участвовал в этом путешествии и был еще жив», – вспоминает Доценко <http://lib.ru/RUSS_DETEKTIW/DOCENKO/autobigra-phy.txt>. Доценко задуманную повесть так и не написал, зато это сделал детский писатель Михаил Ляшенко (Ляшенко М. Из Питера в Питер. М.: Детская литература, 1981).
Беря в руки эту книгу, я думала, что от подлинной истории спасения детей Американским Красным Крестом камня на камне не останется: будет изложена версия Чичерина – Луначарского, что злые американцы похитили детей и превратили их в рабов. Но, сверх ожидания, автор придерживался исторической канвы событий, на которую накрутил историю в духе Гайдара: пролетарский мальчиш-колонист, сочувствующий большевикам, прячет на себе красное знамя, которое, естественно, хотят найти белые и помогающие им американцы. Но есть и хорошие американцы из Красного Креста, спасающие детей от голода и изо всех сил стремящиеся защитить их и вернуть домой. И они побеждают, несмотря на козни американца плохого, мечтающего сделать из детей шпионов. Есть также русские воспитатели, сочувствующие большевикам, а есть учителя, желающие уйти вместе с белыми и увлечь за собою детей (что, вполне возможно, больше соответствует действительности, чем версия Липовецкого, у которого все воспитатели глубоко аполитичны и думают лишь о том, где лучше детям). Но Красный Крест спасает детей, корабль «Асакад-земару» плывет по своему историческому маршруту, останавливается в Америке, которую автор вовсе не клеймит, а почти любуется ею, и приплывает в Финляндию, как то было и в жизни. Отношения же детей в колонии, игры, спорт, флирт, танцы, воровство, конфликты, походы в горы, пребывание во Владивостоке, споры белых и красных скаутов – все это написано довольно занимательно и даже с явным использованием документальных материалов. Несомненно, например, знакомство Михаила Ляшенко с книгой Г. Дитриха «Конец и начало» (М.—Л.: Молодая гвардия, 1929), где, по свежим воспоминаниям недавних колонистов, рассказывается о конфликте в среде подростков: американцы поощряют скаутизм, но группу старших ребят охватывает недовольство «мишурой скаутов монархического и колчаковского строя», как они сами формулируют в воззвании, и 18 мая 1920 года 30 человек, назвавших себя «красными скаутами», поднимают восстание и захватывают штаб «белых скаутов». Надо отдать должное умным американцам: они превратили происшедшее в игру, хотя, как покажет конфликт, разыгравшийся в Америке, многие подростки не были аполитичны и среди них были полярно ориентированные. Не знаю, опрашивал ли Ляшенко живых свидетелей или пользовался письменными источниками. Колонисты перестали афишировать свое путешествие в эпоху сталинского террора, а до этого, кажется, даже успели издать два тома воспоминаний. «Событиям тех лет посвящены два тома воспоминаний „О жизни первой (второй) питательной детской колонии“», – сообщается в одной из статей <www.ifmo.ru/index.php?out=article&id=239>.