Коммод. Шаг в бездну
Шрифт:
— Эта тебе. Ты ведь любишь молоденьких.
— Благодарю, великий цезарь! — вскинул руку в воинском приветствии вояка и рубака.
— А вы, — обратился он к Переннису и Бебию, — хватайте, что приглянется. Клеандр, с Кокцеей разберемся завтра. Она будет жестоко наказана.
Глава 7
Бебий с трудом, то и дело упираясь плечом в стену, добрался до своей комнаты. От помощи императорских рабов, предложенных спальником, отказался. Ответил — не хватало еще, чтобы рабы водили римского легата под руки.
Спал беспокойно и недолго. Не отпускала тревога, то и дело прорывалась в жутких сновидениях, будила, заставляла настойчиво искать ответ. Ближе к утру, но еще в темноте, ясно различил шорох. Тут же замер, постарался вспомнить, где сложено оружие. Потянулся — не достал. Что ж, под подушкой должен быть кинжал. Неверной рукой покопался под подушкой. Ага, клинок здесь. Вновь послышалось шуршание, теперь определил точно — ворочались под кроватью. Решили проткнуть снизу? Но кто, по чьему повелению?
Он осторожно спустил ноги, готовый тут же задрать их повыше. Обошлось. Затем решительно встал, отпрянул от кровати к стене. Снял с бронзового канделябра масляную лампу, наклонился, попробовал заглянуть под ложе. Не удалось. Пришлось поставить лампу на пол, встать на колени. В набитой темнотой глубине осветилось тусклое округлое пятно. Взгляд у Бебия был острый, наметанный — это же лицо! Тихо приказал.
— Вылезай!
Послышались всхлипы. Затем пятно дернулось, приблизилось. Пронзило сразу, без колебаний.
Кокцея!
Девушка выбралась из-под кровати, уселась на полу, встать не решилась. Она продолжала плакать.
— Ты здесь пряталась? — спросил Бебий.
Она кивнула.
— Зачем?
— Прибежали на кухню, потащили. Попытались силой взять, начали срывать одежду.
Она разрыдалась. Бебий помедлил, потом приказал.
— Встань!
Девушка покорно поднялась.
— Сядь!
Кокцея огляделась и, не отыскав стул — клисмос или кушетку, осталась на ногах. На кровать сесть не решилась.
— Сядь на ложе!
Она подчинилась. Устроилась на самом краешке.
При свете масляной лампы ее лицо очертилось более тщательно. Кокцея даже в таком заплаканном неумытом изложении действительно была хороша собой. Особенно соблазнительна была большая молодая грудь, выпирающая из-под разорванной на бедре туники.
Действительно, огурчик!
Бебий невольно хмыкнул, помедлил, потом потребовал.
— Теперь расскажи все по порядку.
— Я была одна. Вдруг примчалась Клиобела. Вся обнажена, зуб на зуб не попадает. Приказала согреть воду и наполнить бак. Я возразила, сказала, что я не рабыня, а супруга императора. Она меня кулаками. Пошевеливайся, говорит, супруга виндобонская. Еще скажи, что ты римская гражданка! Смотри, произведут в Венеры, тогда узнаешь, каково нам достается. Тебе-то, то есть мне, тощей да глупой, от них не отбиться. Знаешь их там сколько? Кого, спрашиваю. Кого — кого! Тех, кто желает стать
Девушка всхлипнула, потом подняла голову, глянула на Бебия.
— Я спрашиваю, супруга я или нет? Если нет, все равно я свободнорожденная гражданка. Почему же она смеет в кулаки, — Кокцея всхлипнула, потом немного успокоилась и продолжила. — Вдруг прибежали двое — давай срочно в подсобку. Я сразу догадалась, опять Луций что-то затевает. То пытался меня Витразину подсунуть, то Переннису.
— И что? — не удержался от вопроса Бебий.
— Я не далась. Витразину… От Перенниса не удалось отбиться.
Она зарыдала, потом спросила.
— Ты кто?
— Я?.. Бебий Лонг, легат Третьего легиона.
— А — а, о тебе Клиобела рассказывала. У меня, Бебий, теперь нет спасения. Он грозил, если я буду упрямиться, меня жестоко накажут. Сожгут наш дом…
В этот момент где-то совсем рядом раздался истошный вскрик. Голосок был совсем юный, все в нем было: боль, страх, отчаяние.
— Это Сейя, ее поставили прислуживать за столом. Глупая, двенадцать лет.
«Та, что досталась Песценнию», — догадался Бебий и сел на кровать.
— Возьмешь меня? — неожиданно спросила Кокцея.
— Зачем тебе это? — спросил Бебий.
Кокцея не ответила, потупилась.
Бебий встал, прошел к двери, закрыл замок, повернулся к девушке. Вспомнилась рабыня, принадлежавшая его матери, ее звали Марция. Тут же громко забилось сердце. Она пришла к нему в первую же ночь после возвращения в родной дом. Образ ее недолго держался в памяти. Следом вспомнилась жена, его драгоценная находка, доставившая ему счастье. Клавдия Секунда очень любила его, угрюмого и погрязшего в службе. Более всего Бебию нравилось ее тело. Клавдия была чуть полна, личиком, конечно, не Венера, но и дурнушкой никому в голову не приходило ее назвать. В Риме о ней многие вздыхали, вероятно, нюхом чуяли, она может доставить много удовольствий. Зачем ему эта приговоренная? Ей не позавидуешь. Император, наверное, сейчас не спит, обдумывает, как завтра поступить с Кокцеей.
— Говори правду, — приказал он.
Девица призналась.
— Завтра признаюсь, что ты затащил меня в спальню и здесь запер, а потом тешился.
Бебий усмехнулся — глупая, хитрая девчонка! Ишь, что надумала!..
— Ты решила сделать меня соучастником твоей дерзости? — спросил он. — Кто тебе поверит. Я скажу, что ты лжешь.
— Здесь верят не тому, кто говорит правду, а кто лжет.
Бебия невольно отметил, что она права. В этом сумасшедшем доме, в разгар веселья, никто не может предугадать, как поступит цезарь.
— А ты подумала о том, как император поступит со мной? — спросил он
— А со мной? — дерзко ответила девица.
Бебий не ответил. После короткой паузы Кокцея спросила.
— Меня убьют?
— Как я могу знать? Ты же супруга императора. Может, отделаешься ссылкой.
— Неужели только ссылкой? — не поверила Кокцея, затем радостно воскликнула. — Мне сохранят жизнь?
— Я не знаю.
Вновь тишина, долгая, трудная. Наконец Кокцея тихо выговорила.
— Спаси меня, Бебий. Заклинаю именем Минервы, детьми твоими умоляю, спаси меня.