Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— Тоже понимает.
Этот разговор был до того привычен, что хотелось одновременно плакать и смеяться.
— Но у нее тоже свадьба…
— Поедешь? — тонкая лента кожуры опустилась в ведро. Астра же достала из холодильника миску с вареными яйцами. Не такая она и глупая, чтобы не догадаться, чем закончится вечер.
Да и Машка сказала, что готовить надо.
Машке Астра верила.
— Не знаю. Вряд ли позовет, — Калерия прикрыла кастрюлю. — Но открытку пошлю.
— И подарок, — согласилась Эвелина.
— И подарок…
—
Калерия провела ладонями по животу и улыбнулась, тепло так, будто солнце выглянуло.
— Хорошо… Ингвар только нервничает очень.
— А… подопечные.
— Тоже нервничают. Дети ведь, — она произнесла это снисходительно, и Астра согласилась: дети. Злые. Нервные. Обиженные. Многие больны, и не только телом. С телом-то она легко справлялась, но вот другое излечить было куда как сложнее. И потому, от понимания своего бессилия, Астра и не любила бывать на Полигоне. А вот Святославу приходилось часто. Может, и нестабильный он, но лучше такой маг разума, чем вовсе никакого.
— И кто? — Эвелина старалась не смотреть на старую подругу.
— Дочь. Мою силу возьмет. Из… стаи писали, что будут рады принять нас.
— Еще бы, — Антонина резала колбасу полупрозрачными ломтиками. — Теперь-то всем рады…
— А ты как?
— Не знаю… он хороший. До того хороший, что порой так и тянет гадость сделать, чтоб не был таким… понимающим. Будто я больная на всю голову… терпеть не могу!
— Скажи.
— А если обидится?
— Тогда дурак, — Эвелина стряхнула с ножа тонкую полоску картофельной кожуры. — Но дураком не выглядит.
— А твой…
Эвелина улыбнулась ласково так, что стало очевидно: вот у нее-то все хорошо. Замечательно даже. И сама Астра не удержалась от улыбки. Почему бы и нет?
Ведь на самом-то деле все хорошо.
Замечательно даже.
И вечером, даже ночью, той самою кромешной, когда все давно уже спят, она заберется под одеяло, вытянется рядом со своим человеком и, тронув пальцем его, скажет:
— Кажется, я тебя люблю.
— Кажется? — в темноте не видно выражения его лица.
— Точно.
— Точно-точно?
— Абсолютно точно.
Святослав засмеется. И ответит:
— Тогда и я тебя.
— Точно?
— Точно.
— Точно-точно?
— Точнее некуда.
Это будет на редкость глупый разговор, зато потом, привычно проснувшись на рассвете, Астра сможет ответить себе со всею определенностью: да, она действительно счастлива.
И разве это плохо?
Розочка откинула пуховое одеяло и, вытянув ноги, стянула полосатые носки. Носки были хорошими, теплыми и мягонькими, а потому брать их с собой туда Розочка не хотела.
Еще испортятся.
— Ты идешь? — спросила она шепотом и прислушалась, но в квартире было тихо. — Или как?
Она и одеяло приподняла. Вечно Машка под него с головой залезает, прячется, словно в нору. Сколько уже времени прошло, а она все никак не привыкнет.
— Иду, — Машка тоже носки стянула, сложила,
Нога коснулась пола.
Холодный какой. Но холод исчез, стоило откликнуться на голос леса. И комната дрогнула, поплыла, стираясь вместе с гранью, что вот только что была, а тут ее и нет. Розочка подавила зевок, подумав, что вернуться надо бы пораньше, а то потом опять будет целый день сонною.
Здесь, за гранью, тоже была ночь, но теплая.
Ветер окутал, укутал привычными ароматами. Зашумели деревья, приветствуя гостей, и Розочка закружилась, не способная справиться с переполнявшим ее счастьем. Машка вот как-то справлялась. Села себе на горбатый корень, ручки сложила и на Розочку смотрела этак, снисходительно.
Пускай себе.
Когда Розочка устала кружиться и упала на мхи, Машка опустилась рядом и тоже легла, уставилась на небо, на звезды, которые здесь тоже были, но совсем-совсем другие, чем там.
— Красиво, да?
— Да, — Машка слышала, что силу этого места, что голоса его. И улыбалась. И больше не боялась. И вовсе она не трусиха дальше.
Так и лежали.
Долго.
А потом пили ледяную воду, которая, наверное, совсем даже не вода, а энергетическая аномалия, вроде тех, про которых в учебнике дяди Слава написано.
…надо будет попросить, чтобы объяснил.
И про локальные провалы тоже. Почему-то это казалось важным. И Машка сказала, что знать надо. А если так, то и вправду надо. От воды ломило зубы. И снова хотелось кружиться и петь, и даже казалось, что получается не хуже, чем у тети Эвелины, хотя, конечно, Розочка была девочкою разумной и понимала, что птицу-гамаюн перепеть ей не дано.
Но помечтать-то можно?
Она и мечтала. Благо здесь мечталось легко. И когда наступило время уходить, лес загудел, прощаясь.
— Завтра, — пообещала Розочка. — Завтра мы вернемся.
— Не только мы, — уточнила Машка, прислушиваясь к чему-то еще.
— А кто? — Розочка удивилась.
— Так… есть другие дивы, которые тоже начинают слышать. Они придут.
Вот меньше всего Розочке хотелось, чтобы в ее лес приходили какие-то там другие дивы. Она нахмурилась, раздумывая, можно ли узнать что-то еще об этих самых дивах и, главное, о том, как сделать так, чтобы с ними не встречаться.
Лес зашелестел, и показалось, что он смеется над Розочкиными мыслями и самою Розочкой.
— Нет, — Машка подняла голову. — Так надо. Но ругаться с ними тебе никто не запретит.
Не хватало еще.
— Тебе понравится, — Машка умела улыбаться. — Потом… когда-нибудь… наверное.
В этом Розочка очень даже сомневалась, но к чему с Машкою спорить? Уж лучше с этими… как их… другими дивами.
Она им еще покажет, кто в предвечном лесу главный.
С этой мыслью Розочка и забралась в кровать, подавила зевок и, натянув одеяло по самый нос, тихо проворчала: