Коммуналка 2: Близкие люди

Лесина Екатерина

Кажется, перспектива выходить за упомянутого Амельянова ее нисколько не вдохновляла.

— А что ты думаешь? За дела и отвечать надобно. Вот думаешь, что супруга его просто слезою умоется? К слову, я ее знаю. Нина Харитоновна, между прочим, женщина серьезная. Партторг на заводе. Не подумала, нет? И стало быть, развод она мужу, конечно, даст… кто ж не даст, но сперва по партийной линии вызовет и его, и тебя, чтоб ты, стало быть, рассказала, почему это вздумала семью рушить. Между прочим, ячейка общества.

Аннушка

сглотнула.

А Святослав подумал, что ничего-то о наказаниях не знает.

— С другой стороны у нас кто? Васечка Сухоцкий… конечно, помоложе будет. Ему всего-то двадцать шесть. И детей у него нет. Зато имеется парализованная матушка, за которой пока его жена приглядывает. Но ты же не станешь перекладывать эту работу на постороннюю женщину? Младшенькие опять же… у Васечки семеро братьев и сестер. Меньшому — пять. Ты же помнишь Николашечку? Очень… подвижный мальчик.

— Нет.

— Дорогая моя, о последствиях думать надо. И если еще историю про большую любовь примут, то твое вот баловство… прежде помнишь, что с ведьмами делали? И ведь не из-за проклятий. Проклятия, если подумать, это пустяки. А вот то, что творишь ты и тебе подобные дуры, людей злит. Мне же этого не нужно.

Она обошла застывшую Аннушку, которой Святослав вернул способность двигаться. Вот только та не смела. Съежилась.

— Так что выбор у тебя невелик. Или замуж за человека, которому ты голову заморочила, притом что замужем этим пробудешь лет этак десять, чтоб ни у кого и тени сомнений не возникло, что сделанное сделано из великой любви.

— Я… я больше не буду.

— Конечно, не будешь. Ты будешь мужем заниматься. Семьей. Сделаешь все, чтобы счастливы были.

— Или…

— Или браслеты. Но тогда все узнают, что ты, дорогая, оказалась одновременно и глупа, и неосторожна, а то и вовсе неспособна дар контролировать.

И знание это крепко помешает Аннушке занять более-менее приличное место в и без того запутанной ведьминской иерархии.

— Времени тебе до вечера… думай. Придумаешь, как выпутаться, чтобы все довольны остались, твое счастье. А нет… справку о беременности я тебе выправлю. Только, — губы Савожицкая растянулись. — И рожать придется, а то ведь вдруг да подумают, что обманываешь?

— Я…

— Вон пошла, — это прозвучало отстраненно и холодно. А ведьма повернулась к ученице спиной и сказала: — Прошу прощения, что вам пришлось возиться с нею. Говоря по правде, понадеялась на ее благоразумие. До сего момента Аннушка была на редкость благоразумна.

— Где Астра?

— Там, — она указала на коридор, но тотчас подхватила Святослава под руку. — Ей нужно время разобраться. Успокоиться. Поверьте, так будет лучше для всех.

И Святослав поверил.

— А мы пока с вами побеседуем.

— Мне нужно проверить, что с детьми.

— А что с ними? Тут они… — она прислушалась,

махнула рукой и кивнула. — Тут… в моем месте силы без моего согласия ничего-то серьезного не случится.

— А приворот — это несерьезно, стало быть?

— Помилуйте, какой приворот. Так, мелкие девичьи пакости. Вот увидите, сообразит, как выпутаться.

— А если нет?

— Тогда замуж пойдет. Или браслеты. Но думаю, что замуж… напоет о большой любви, а там как-нибудь да справится.

— И вы не станете помогать?

— Зачем? Это тоже урок. Да и ни к чему мне дура. С такой-то силой дурость опасна. И для нее, и для меня, и для всех…

На всех ведьме было глубоко плевать. А вот факт, что глупышка, с собственной силой не справившаяся, и ее под удар подвести могла, дело иное. Партия, она ведь разбираться не станет, отчего так получилось.

Сперва внушение.

Потом выговор.

А там и места лишиться можно, не говоря уже о партбилете. Исключат за недоработки и недостаточный контроль, а то и вовсе на учет поставят, как потенциально чуждый элемент. Нет, этого Савожицкая не простит. И даже если выкрутится Аннушка, в чем Святослав тоже почти не сомневался, все одно не видать ей старшею не стать.

Не в этом городе.

Впрочем, мысли свои Святослав при себе оставил.

— Прошу, — Савожицкая открыла дверь. — Конечно, не кабинет, но поговорить можно. У вас ведь вопросы, верно?

Тесная комнатушка.

Пыльная.

С одной стороны стену затягивает полотнище, некогда алое, но выцветшее, пошедшее пятнами. С другой — плакаты наслаиваются этакой чешуей.

Старые.

«Ведьма! Вари зелье по ГОСТу!»

«Магию на службу крестьянам!»

«Огненная сила — заводам!»

Взгляд Святослава скользил по поблекшим фразам, которые когда-то да в душе отзывались, а теперь вот и рисунки эти, простые, схематические, и сами призывы казались излишне пафосными. Надо же…

— Прошу прощения, здесь мы обычно храним то, что не слишком нужно, но пока списать не выходит. Завхоз у нас весьма… дотошный, — ведьма осторожно опустилась на грубый табурет. — Подземной крови в нем четверть, вот и сказывается…

«Люди — не рабы! Равные права малым народам!»

«Долой драконье семя!»

И рисованный алый дракон корчится на пиках крошечных людишек. Даже здесь, на плакате, рисунок кажется нелепым, понятно, что дракон силен, что стоит ему дыхнуть пламенем, и людишек не станет.

— Вы храните это место, — Святослав прикоснулся к плакату, поняв вдруг, что показалось ему странным: отсутствие пыли. И на плакатах, и на мебели, включая огромное старое зеркало, перечеркнутое трещиной. — Зачем?

— Не знаю… может, чтобы помнить, как все было? — она не стала отнекиваться, уверять, что просто он, Святослав, все неверно понял.