Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— Хоть что-то, — сказала Ниночка самой себе. И подумала, что этак она вовсе дурную привычку обретет. Этот торт она отставила и вернулась к двум другим. Подняла «Киевский», покрутила… и уронила.
— Какой кошмар, — сказала Ниночка, пнув коробку ногой. — Какая я, однако, неловкая…
Она отряхнула руки.
А может… пожалуй, если что, устроит сцену ревности, благо, Путятин поводов для нее дает изрядно. И тогда оба торта разобьет, а третий…
— И что ты здесь делаешь? — этот ледяной женский голос Ниночка не сразу узнала.
— Так… заказ пришел, — ответили ей.
Этот голос показался знакомым, но… смутно. Видать кто-то из гостей. Ниночка поморщилась. И вот что ей делать? Дать знать о своем присутствии? Или послушать?
Послушать хотелось, но вот на балконе было прохладно, и шаль Калерии не слишком спасала.
— На кого?
Что-то щелкнуло, громко так…
— На бумаги! Подвал местный поднять просили. При библиотечке который. Мамой клянусь, только его! Я не знал, что…
— А второй?
— Не знаю. Не из наших. Я сперва к этой думал подкатить, но она как глянула, сразу понял, что ловить нечего. Я баб чую…
— И чаруешь.
— Не без того, — теперь в мужском голосе появились нотки довольные. — Но тут чего-то не так… вроде слушать слушает, но и все… будто в стенку стучусь. Теперь и вовсе интерес потеряла. А мне страсть до чего в подвал их надо!
— Зачем.
— Так это… того…
— Зачем?
По Ниночкиной спине побежали мурашки, а холод перестал казаться таким уж холодным. Ниночка прижалась к старому шкафу, надеясь, что все-таки ее не заметят.
— Так… заказ же… коробочка одна нужна, а в ней документики… человечек важный, платить готов… что за документики? Вроде свидетельство о рождении, о браке… что-то там еще… небось, в начальники выбивается, вот и хвосты подчистить норовит, если происхождения не пролетарского.
— То есть, дива тебе не интересна? — уточнила Антонина.
— Дива? На кой ляд мне дива? Мне только дивы и не хватает, — этот голос звучал на редкость жалко, вот только жалости у Ниночки не было, одно лишь раздражение. — Мне бы с одною сладить… думал, скоренько… влюбится, я попрошусь вниз, типа работу научную делать. А там уже и документики приберу… мне бросили маячок, как найти. Но не вышло… может, того… платить хорошо обещались. Я бы поделился, когда б кто поспособствовал. Я ж не гордый, я понимаю…
— Вон пошел, — сухо ответила Антонина.
И человек ушел.
А дверь открылась.
— Выходи, — Антонина смотрела в темноту, но Ниночке все одно было… неуютно. Пожалуй. Но притворяться, что ее здесь нет и что ничего-то она не слышала, Ниночка не стала.
Не дура.
— Замерзла просто жуть, — сказала она честно.
— Извини.
Сказано это было сухо, без тени раскаяния, впрочем, откуда ему было взяться?
— Ведьм зря считают болтливыми, — на всякий случай уточнила Ниночка.
Антонина смотрела.
Стояла и смотрела. Глазища
— Завтра меня здесь не будет.
— Хорошо… то есть… удачи, что бы там ни было, — это Ниночка сказала вполне искренне. — И торты… не все есть можно. Один я уронила. Нечаянно… второй…
— Ворона украдет.
— Весь?
— Вороны нынче сильные пошли, — пожала плечами Антонина. — Идем… а то все представление пропустишь.
[1] На самом деле торт «Киевский» в массовое производство вышел несколько позже. Но достать его было действительно непросто, поскольку изготавливали торт в Киеве. А потому подобный торт – это не только показатель состоятельности, ибо и он изначально был недешев, но и статуса, позволяющего оплатить доставку.
Глава 21
Глава 21
Святослав закрыл глаза и прижался затылком к стене. Не то чтобы это как-то помогало, поза была, честно говоря, не самой удобной, но на этом неудобстве можно было сосредоточиться.
Зацепиться.
Все-таки следовало признать, что после болезни дар вернулся, но… теперь Святослав знал, как легко потеряться в себе. И это пугало.
— Сидишь, да? — поинтересовалась Розочка, устраиваясь рядом.
— Сижу.
— Пойдешь?
— Пойду.
— И мама?
— И она.
— Она не хочет.
— Я знаю.
— И ты не хочешь, — это не было вопросом. Розочка озвучивала вещь очевиднейшую.
— И я не хочу, — согласился Святослав.
— Тогда зачем?
— Потому что надо.
— Странные вы, — Розочка сидела на краю кровати и болтала ногами, отчего кровать подрагивала и поскрипывала, и вновь же эти скрипы мешали сосредоточиться.
А надо бы.
Гости здесь, рядом, и Святослав вполне способен дотянуться до каждого. Нет, многого он на расстоянии не сделает, но хотя бы прощупать слегка смог бы.
Убедиться, что прав.
Или что не прав.
А он сидит и чего-то ждет. С Розочкою, которой следовало бы быть не здесь, разговоры разговаривает. И Машка здесь же.
Она молчит, но присутствие ее ощущается, все то же беспокойство, страхи, количество которых за прошедшие дни нисколько не уменьшилось. Да и что он хотел? Времени прошло всего-ничего. Главное, что блоки Святославовы держались, да и сама Машка не проецировала собственные страхи вовне.
— Мы не странные, мы взрослые, — ответил он во поддержание беседы.
— Это то же самое, — Розочка отмахнулась. — Правда, Машка?
Машка кивнула.
И вздохнула.
Потрогала кружевной колючий край платья. И зажмурилась, пытаясь справиться с робким своим счастьем. Это незнакомое ей чувство пугало девочку, а Святослав понятия не имел, что делать с этим страхом.