Коммуникология: основы теории коммуникации
Шрифт:
Среди объемных моделей определенное распространение получила мозаичная модель Л. Бейкера, состоящая из маленьких кубиков, четыре грани которых соответствуют источнику, получателю, посланию и каналу коммуникации. Все кубики объемной системы соприкасаются четырьмя гранями.
Другую модель объемной коммуникации представляет спиральная модель Фрэнка Дэниса. В ней коммуникационный цикл не замыкается, коммуникация продвигается вперед, повторяя пройденные этапы развития на новом уровне.
Одной из разновидностей объемной модели является диффузная модель Э. Роджерса. По мнению автора, модели в системе массовой коммуникации нет необходимости влиять сразу на всех. Важно прежде всего убедить критические пять процентов населения. Когда пропагандируемая идея овладевает умами этой части населения, дальше она “растекается” сама по всем уровням объемной социальной структуры и ее уже невозможно остановить. Любая новая идея
Однородность аудитории создает основу для формирования массовых коммуникаций и гомогенной модели коммуникации. Гомогенная модель строится в соответствии с классическим индивидуализмом. Средства массовой коммуникации поставляют аудитории определенную информацию, сформированную в виде определенных посылок. Далее в системе внутриличностной и межличностных коммуникаций эта посылка принимается или отвергается. Дискретность в гомогенной модели обозначает наличие атомической структуры в виде индивидуумов, не нарушающих, однако, однородность массы в плане выражения своего мнения по поводу чего-либо.
Модель социального атомизма в системе массовых коммуникаций, разрабатываемая автором, строится на принципах целостности и конструктивной завершенности элементов, входящих в коммуникативную систему. Любое устойчивое взаимодействие между социальными группами или формализованными структурами может быть представлено в виде модели социального атомизма, если коммуникаторы в ней представляют собой достаточно структурированную и самостоятельную форму.
К. Барнлундом рассмотрена трансактная модель коммуникации на уровне личности. По его мнению, процесс коммуникации ставит одновременно и эволюцию смысла сообщения, и уменьшение степени неопределенности. В качестве составных частей модели выделяются личность, сообщение, процессы кодирования-декодирования и четыре типа сигнала: общественного уровня, личностного уровня, вербальные и невербальные. Сигналы общественного уровня – это воздействие на личность факторов окружающей социальной среды, личностные сигналы характеризуют взаимодействие личности с другими людьми. Поведенческие сигналы отображают вербальные и невербальные реакции, удачно раскрывая конечный этап коммуникации – переход коммуникации в интраперсональную стадию.
Семиотические модели коммуникации реализуют информационную, экспрессивную и прагматическую функции коммуникации. Информационная функция отражает способность сообщать информацию о предметах, явлениях, действиях и процессах. Экспрессивная функция выражает как смысловую, так и оценочную информацию о реалиях окружающей действительности. Прагматическая функция направлена на передачу коммуникативной установки, рассчитывающую на адекватную реакцию реципиента в соответствии с социальной речевой нормой.
Модель Мартина (Мардохая) Бубера (1878–1965) исходит из того обстоятельства, что “истинным признаком межчеловеческого существования является речь, которая является основой человеческого бытия. Обращение человека к человеку, в отличие от зова в животном мире, опирается на установление и признание инаковости другого человека… При переходе с фонетического уровня на уровень смысловой звуки перестают быть акустическими объектами и становятся информативными для собеседника, более того, приобретают нормативно-этический аспект”. В основу буберовской модели положено утверждение о коммуникации как явлении, порождающем истинную сущность человека.
В модели Густава Шпетта [136] в понятие смысла вкладывается предметно-объективное либо психологически-субъективное значение. В статье “Внутренняя форма слова. Этюды и вариации на темы Гумбольда” (1927) предметно-объективный смысл вкладывается в слово как в знак, подлежащий истолкованию, а психологически-субъективная составляющая указывает только намерения, желания, представления коммуникатора. Шпетт разграничивает значение и смысл, вкладывая в значение многозначный набор, фиксируемый в словарях, а смысл толкует как единственное понимание, возникающее в данном речевом контексте. Шпетт считает, что сообщение является стихией сознания, в которой живет и движется понимание. “Сознание получает “общность” не путем “обобщения”, а путем “общения”. Формы культурного сознания выражаются в слове-понятии, первично данном не в восприятии вещи, а в усвоении знака социального общения”. Слово с семиотической точки зрения рассматривается как специфический тип знака. Действия и поступки в данной модели рассматриваются не как следствия причин, а как знаки, за которыми скрывается известный смысл, т. е. когда они встраиваются в контекст ситуации, предопределяющей место и положение данного поступка. Слово в модели Шпетта воспринимается многозначно лишь до тех пор, пока оно не употреблено для передачи значения. “Внутренняя форма слова суть правило образования понятия”. “Теория слова как знака есть задача формальной онтологии, или учения о предмете, в отделе семиотики. Слово может выполнять функции любого другого знака, и любой знак может выполнять функции слова. Любое чувственное восприятие любой пространственной и временной формы, любого объема и любой длительности может рассматриваться как знак и, следовательно, как осмысленный знак, как слово” [137] .
136
Шпетт Густав Густавович (1879–1937) – русский философ и искусствовед.
137
Шпетт Г. Сочинения. – М., 1989. – С. 381–382.
“Внутренняя форма слова суть правило образования понятия”. Эти правила, как алгоритмы, не только оформляют течение смысла, но и открывают возможность диалектической интерпретации выраженной в слове реальности… любую познавательную ситуацию следует рассматривать в контексте социально-онтологических связей познаваемого и познающего” [138] .
В отличие от социальных знаков так называемые знаки второй категории рассматриваются как составные части самого переживания, самой эмоции. “За каждым словом автора мы начинаем теперь слышать его голос, догадываться о его мыслях; подозревать его поведение. Слова сохраняют все свое значение, но нас интересуют некоторый как бы особый интимный смысл, имеющий свои интимные формы” [139] .
138
Абушенко В.Л. Шпетт Г.Г. // История философии: Энциклопедия. – Минск: Интерпресссервис; Книжный Дом, 2002. – С. 1298.
139
Там же. – С. 370.
Австро-британский философ Людвиг Витгенштейн (Wittgenstein) (1889–1951) в качестве модели коммуникации рассматривает “языковую игру”. “Языковая игра – это определенная модель коммуникации, или конституция текста, в которой слова употребляются в строго определенном смысле, что позволяет строить непротиворечивый контекст… Большое значение для Витгенштейна имел вопрос о том, как возможна коммуникация различных языковых игр. Этот вопрос решался Витгенштейном при помощи введения в свою систему концепта «семейное подобие», с помощью которой доказывает, что в основе коммуникации лежит не некая сущность языка и мира, а реальное многообразие способов их описания. Витгенштейн считает, что “необходимо замещение традиционной психологии: а) комплексным пониманием межличностной практики, фундируемой “жизненными формами”, как коммуникации по известным правилам; б) концепцией “языковых игр”, точно также необосновываемых, как и сами “жизненные формы”; в) конвенциональным молчаливым согласием участников коммуникации относительно указанных правил на основе доверия к сложившейся соответствующей традиции. И, как следствие, только посредством философского анализа процессов речевой коммуникации в разнообразных речевых играх достижимо осмысление того, что именуется психической жизнью человека” [140] . “Языковые игры” Витгенштейна заложили основу современной трактовки языка.
140
Баранчик Ю.В., Грицанов А.А. Витгенштейн Людвиг // История философии: Энциклопедия. – Минск: Интерпресссервис; Книжный Дом, 2002. – С. 191.
Йохан Хейзинга в своей книге “Homo Iudens” (“Человек играющий”) рассматривает игровую модель коммуникации. Весь процесс жизнедеятельности автор попытался представить в виде игры, выдвигая исходный тезис – “игра старше культуры”. Всякая игра имеет определенные правила, выполняет конкретные функции, приносит удовольствие и радость. Человеческое сообщество усиливает функции Игры, расширяет диапазон ее проявлений.
Хейзинга рассматривает Игру как разрядку жизненной энергии, как вид отдыха, тренировку перед серьезным делом, упражнение в принятии решений, реализацию стремлений к состязанию и соперничеству и поддержанию инициативы. Он выделяет такие функции Игры, как организация свободной деятельности и навязчивой имитации. В повседневной жизни Игра может проявляться как перерыв, как занятие для отдыха. Игра обособляется от обыденной жизни местом действия и продолжительностью, разыгривается в определенных рамках пространства. “Будучи однажды сыгранной, она остается в памяти как некое творение или ценность, передается далее, как традиция, и может быть повторена в любое время”. Во всех формах Игры повторяемость, воспроизводимость – определяющие признаки.