Комната мертвых
Шрифт:
— Рисунок на подошве другой, — заметил Куп, — но размер совпадает с тем, что ты обнаружила в Белхэме.
— Похоже на то.
— Тебе не кажется, что кто-то выбрал это неподходящее место для прогулки?
— Нет, не кажется, особенно если этот «кто-то» прятался.
— Вот именно. Если он решил уложить нашего федерального друга, то почему не сделал это, когда тот спускался по ступенькам?
— Хороший вопрос.
— Я заглянул в могилу за шкафом и нашел там еще один человеческий череп.
— Почему ты так торопился попасть сюда?
— Все, что
— Ты ни словом о нем не обмолвился, пока мы ехали в машине.
— Я не знал, что он замешан в этом деле, пока мы не остановились у тротуара, — огрызнулся Куп. — И только увидев дом, понял, что речь идет о нем.
— Дженнингс назвал тебе адрес. Ты что, не вспомнил его?
— Дарби, я не обязан знать всех, кто живет здесь.
— А Рейнольдса ты знаешь?
— Естественно. Он познакомил меня с язвами и нарывами этого города.
— Ты хорошо его знаешь?
— Лично я с ним не знаком. Он стал чем-то вроде местной достопримечательности — завидев его, люди до сих пор переходят на другую сторону улицы. Во всяком случае, те, кто вырос здесь.
— Ты вдруг стал очень скрытным.
— Я слышал все, что наболтал тебе Дженнингс. — Куп выключил фонарик. — Ладно, пойду принесу дактилоскопическую карту. А потом позвоню Марку и Рэнди и попрошу кого-нибудь из них приехать сюда, чтобы отвезти ее в лабораторию.
— Сначала расскажи мне о Рейнольдсе.
— Он начал работать на Салливана, когда ему исполнилось семнадцать. Кевин подвизался вышибалой в одном из местных баров, он назывался «У МакГи». Настоящий притон. Туда заходили только для того, чтобы нюхнуть разбодяженного кокаина или ширнуться какой-нибудь дрянью. Мистер Салливан несколько раз видел Кевина в действии и предложил ему работу в качестве личного телохранителя и шофера.
— Мистер Салливан?
— Прости, старая привычка. Если ты сталкивался с Салливаном на улице или если он подходил к тебе и здоровался, называть его следовало именно так. Фрэнк очень большое значение придавал уважительности и респектабельности. А вот если ты не спешил демонстрировать их ему, Рейнольдсу или еще нескольким его прихлебателям, следовало позаботиться о страховке у дантиста, потому что домой ты возвращался ползком, с синяками под глазами и, по крайней мере, одним выбитым зубом.
— Ты говоришь так на основании личного опыта?
— У меня никогда не было стычек ни с кем из них. Я старался держаться от них подальше. Хотя это было нелегко. Когда я был совсем еще молод, Фрэнку и его ребятам принадлежал каждый дюйм на здешних улицах. Ты делал то, что тебе говорили. — Куп подошел к могиле. — Удивляюсь, как это мать Кевина не унюхала такой аромат. Наверное, они засыпали их известью.
— Ты знаешь, кто здесь похоронен?
— Почему ты спрашиваешь об этом меня?
— Потому что ты вырос здесь.
— И к чему ты клонишь?
— Я уверена, что до тебя доходили слухи о пропавших женщинах.
— У Салливана и его банды был настоящий конвейер из молодых девушек. Если твой ай-кью превышал уровень пятилетнего ребенка, он выводил тебя на первый план. Жаль, что этот деятель сдох. Тебе было бы интересно взглянуть на него.
— С чего ты так решил?
— Он был серийным убийцей. Рядом с ним даже Тед Банди [13] показался бы тебе образцом добродетели.
13
Теодор Роберт Банди (1946–1989) — американский серийный убийца, известный под прозвищем Нейлоновый убийца.
— Помнится, Салливана не арестовывали ни единого раза.
— Так и есть. Он был неприкасаемым. Такого положения можно добиться, только имея могущественных покровителей.
— Мы знаем кого-нибудь?
Куп отрицательно покачал головой.
— Тебе известны имена кого-нибудь из жертв Салливана?
— Нет.
— Но ты же должен знать хоть что-нибудь! Этот человек властвовал в Чарльстауне. Уверена, ты…
— Дарби, я не ходячий учебник по истории тех ублюдков, что жили здесь.
— Тогда что тебя беспокоит?
— Салливан для меня — больная тема. Люди, которые жили здесь в то время, пока я учился в школе, включая моих родителей, считали его кем-то вроде Робина Гуда, который, да, не был таким уж бессребреником, но зато хранил город от наплыва наркотиков. Чушь собачья! Салливан начал продавать героин на южной окраине Бостона, заселенной преимущественно ирландцами, сделал на нем большие деньги, а потом приходит сюда и говорит людям, что убьет любого, кого поймает за его распространением. Этот человек был гением в способности угодить и нашим, и вашим.
«И все-таки здесь что-то не так!» — упрямо думала Дарби.
— Кроме того, ты же знаешь, как я отношусь к Чарльстауну. За ним закрепилась репутация города, в котором для повышения собственного благосостояния люди только и делают, что планируют ограбление банка или бронированного автомобиля, перевозящего деньги. У нас есть здесь наркоманы и бандиты? Несомненно. Но назови мне место, где их нет. Разумеется, пресса
кого хочешь убедит в том, что мы здесь все такие. Но Чарльстаун изменился. И люди стали другими. Джентрификация смела почти все дерьмо, но пресса не хочет говорить об этом. А когда в новостях сообщат о том, что в подвале дома Кевина Рейнольдса обнаружен склад костей, вся эта пена насчет заповедника ирландской мафии снова всплывет на поверхность. Это как грязное пятно, которое никак не удается отстирать с нижнего белья.
— Благодарю за яркий пример, — сказала Дарби.
— Не за что. А теперь, может быть, мы приступим к работе?
Дарби не ответила. Куп что-то скрывал от нее, она нутром это чувствовала.
— Так все-таки, что в прошлом Кендры Шеппард по-прежнему беспокоит тебя?
Он выразительно закатил глаза.
— Ты не до конца честен со мной, Куп.
— Мне очень жаль, что ты так думаешь.
— Ты не пожелал разговаривать в машине, и сейчас ты…