Комната мертвых
Шрифт:
— А как еще может выглядеть значок? Совсем как тот, что прицеплен к вашему поясу.
— Опишите мне его.
— Ну, такой весь из себя золотой. Блестящий. На нем было написано «Полиция Бостона».
— О чем он хотел с вами поговорить?
— Он хотел знать, не видела ли я, как кто-нибудь входил и выходил из дома Кевина Рейнольдса.
Дарби ждала продолжения. Но женщина молчала, и она спросила:
— И что вы ему сказали?
— Я сказала ему, что ничего не видела, — заявила Бак-стер, — и это правда.
— А почему он вообще обратился к вам?
— Не понимаю.
— Почему он выбрал именно вас?
Бакстер пожала плечами. Глаза у нее затуманились, и она спряталась в своем убежище, в котором, вероятно, провела большую часть жизни — в месте за укрепленными
— Дарби, — вмешался Куп, — ты не оставишь нас одних на минутку?
— Ей незачем уходить, — отмахнулась Бакстер. — Все равно я не скажу тебе ничего такого, чего нельзя было бы сказать при ней. То, что ты живешь здесь, Куп, не меняет того факта, что ты коп. — Она медленно повернула к нему голову. В глазах у нее по-прежнему было то же самое мертвое выражение. — У тебя, как всегда, все легко и просто, верно?
Дарби поинтересовалась:
— И что это должно означать?
— Ничего. — Бакстер взглянула на свои часики. — Давайте заканчивать нашу вечеринку, а? У меня больше нет сил. Я провела на ногах всю ночь.
— Не думал, что «Уол-Март» работает допоздна, — заметил Куп.
— Ох, не начинай, Куп, ладно?
— Ты ушла сама или тебя опять выгнали?
— Мне пришлось уйти, — ответила Бакстер. — Все, кто там работает, no hablo ingles [15] . А поскольку я не говорю по-испански, то и предпочла свалить, пока не поздно.
15
Не говорят по-английски (исп.)
— И что, ты опять вернулась в стриптиз?
— Ступай домой, Куп. Я слишком стара и слишком устала, чтобы выслушивать твои душеспасительные речи. А еще лучше — обрати их на себя.
— Было приятно повидаться с тобой, Мишель. Береги себя. Он взглянул на Дарби и кивнул головой в сторону двери.
— Мишель, — не сдвинулась с места Дарби, — человек, с которым вы разговаривали, — не полицейский.
— Тогда почему он носит значок?
— Он прикидывается копом.
— Даже не знаю, что вам сказать. Я видела значок.
— Тогда почему вы заговорили с ним? Я-то думала, что местные обитатели живут и умирают в соответствии со своим обетом молчания. Или это не так?
Бакстер негромко рассмеялась.
— Нет, ну надо же…
— Почему вы с ним заговорили?
— У меня не было выбора. Этот парень может быть очень убедительным.
«Может быть…» — подумала Дарби.
— Откуда вы его знаете?
— Послушайте, это не имеет значения. Если я вам скажу, от этого ничего не изменится.
— Ну так скажите, и посмотрим.
Бакстер глубоко затянулась и уставилась невидящим взглядом перед собой. Как будто жизнь, которую она для себя представляла, ждала ее где-то там, вдали от этих плоских крыш и грязных окон, за много-много световых лет от этих исторических улочек, на которых Поль Ревер и прочие революционеры отражали атаки королевских войск.
Куп подошел к Дарби вплотную и сказал:
— Это пустая трата времени. Пойдем отсюда.
— У моей матушки, упокой Господь ее душу, — вдруг заговорила Бакстер, — были проблемы с кокаином. Большие проблемы. Под конец она продала почти все, что у нас было, хотя, честно признаться, и продавать-то было нечего, и тогда мистер Салливан…
— Мишель, — перебил женщину Куп, — не стоит предаваться этим воспоминаниям.
— Почему бы тебе не угоститься пивом или еще чем-нибудь? — предложила Бакстер, стряхивая пепел прямо на пол. — А еще лучше, пойди в ванную, открой там медицинский шкафчик и выбери себе парочку таблеток, которые я принимаю, когда начинаются женские дела. Они помогут справиться с предменструальным синдромом или что там у тебя начинается.
Дарби смотрела, как Бакстер достает жестянку «Будвайзера» из холодильника, стоявшего рядом с ее стулом. Ее внимание — и тревога — были обращены на Купа. По какой-то неведомой причине выражение его лица вызвало у нее в памяти образ матери — как Шейла расхаживала взад-вперед по приемному покою больницы, а в это время Биг Рэд лежал со вскрытой грудной клеткой на операционном столе. Ее мать, будучи медицинской сестрой, уже знала, что дверь надежды захлопнулась, что ее муж, с которым она прожила в браке двадцать два года, потерял слишком много крови и мозг его умер.
— Теперь-то я понимаю, что мать всегда сидела на кокаине, — сообщила Бакстер, швыряя пустую банку из-под пива на пол балкона. — Я пару раз заставала ее нюхающей «снежок» с одним из ухажеров, но даже не представляла, насколько все серьезно, пока мистер Салливан не просветил меня.
Кстати, мистер Салливан — это Фрэнк Салливан. Все в городке звали его «мистер Салливан», даже старожилы. Этот человек помешался на уважительности, как наверняка рассказывал вам Купе. Купс, помнишь то время…
— Давай прервем путешествие по волнам нашей памяти, о'кей? — заявил Куп. — Ты знаешь, как зовут того копа или нет?
— Может, Дарби будет интересно узнать, что значит расти в этом Святом городе [16] с мистером Салливаном, — продолжала Бакстер. — У меня такое чувство, будто ты не посвятил ее… ну, ты понимаешь… в некоторые интимные подробности.
— Пойдем, Дарби. Это пустая трата времени.
— Вот, значит, приходит ко мне однажды мистер Салливан после школы и говорит, что мою мать отвезли в больницу, — продолжала Бакстер. — Передозировка, говорит он. Естественно, я расстроена. Мы с матерью не очень-то ладили, особенно после того как мой отец ушел, но мне было тринадцать, и она, несмотря на свои недостатки, была для меня всем миром, понимаете? Мистер Салливан этак осторожненько меня обнимает, пока я стою и реву, и уверяет, что беспокоиться не о чем. Дескать, он позаботится обо всем и со всем разберется. Он приглашает меня к себе в машину, и мы вместе едем в супермаркет купить мне новую одежду, духи, косметику — все, что я только захочу, говорит он. Девочки в моем возрасте, говорит он, не должны выглядеть так, как я. А по дороге домой мистер Салливан рассказывает мне о деньгах, которые мать задолжала ему за «снежок», и эта цифра не включает сумму, которую она останется должна больнице, поскольку медицинской страховки у нее нет. Вот так он и отвозит меня к себе домой, отправляет наверх и говорит, чтобы я искупалась и привела себя в порядок, поскольку мы поедем в больницу, сядем и втроем обсудим, как нам решить эту маленькую проблему. Я все еще плачу, и мне кажется, будто все это… происходит не со мной, когда мистер Салливан решает залезть со мной под душ. Он говорит мне, что я должна быть сильной. Ради своей матери. — Бакстер сильно затянулась сигаретой. — Мне всегда было интересно, что бы случилось, если бы я не решила оказать сопротивление. Может быть, тогда он не схватился бы за пистолет.
16
Игра слов. «Святой город» — бывший городок по имени Чарльстаун в штате Южная Калифорния, второй по величине город штата (название перекликается с пригородом Бостона, в котором происходит действие романа). Прозвище «Святой» он получил из-за множества церквей, шпили которых закрывали линию горизонта, и необычной для своего времени религиозной терпимости. А здешний Чарльстаун — город, принадлежащий гангстеру, город порока, наркотиков и разврата.
Куп массировал переносицу. Бакстер пила пиво. Дарби сидела, боясь пошевелиться.
— Девчонки, с которыми я познакомилась, были добры ко мне, — снова заговорила Мишель. — Они были примерно моими ровесницами. И показали мне, как по-быстрому избавляться от мужиков.
— Какие девчонки? — спросила Дарби. — О ком вы говорите?
— Мистер Салливан устраивал этакие частные вечеринки в шикарных отелях Бостона. Он снимал там президентские апартаменты два раза в месяц. Я и остальные девчонки, которых он туда приводил, могли пользоваться баром без ограничений. А напитки там были — закачаешься. Да и «снежка», героина и всего прочего там было сколько душе угодно. Вот так я и привыкла нюхать героин, чтобы стряхнуть воспоминания о слишком грубых клиентах.