Комната с призраком
Шрифт:
Задолго до рассвета, сотрясаемый крупной дрожью, один из стражников разбудил мэра и прыгающими губами поведал ему об увиденном. Строго-настрого приказав держать все в секрете, правитель решил сам провести следующую ночь на башне. Однако предосторожности оказались напрасны — в городе множились и ползли невероятные слухи. Ближе к вечеру крыши прилегавших к церкви домов были усеяны зеваками; коротая время, они горячо спорили о том, что должно произойти.
И мастер Виллиболд не обманул ожиданий — с первым ударом часов, отбивавших одиннадцать, он не спеша поднялся, оперся на могильную плиту и заиграл. Мертвецы, казалось, только того и ждали — камням и надгробиям было не сдержать их; с первыми, звуками волынки кладбище зашумело и наполнилось, как в прошлый раз. Полуистлевшие трупы и совсем скелеты, в саванах и без, высокие и низкие, женщины и мужчины — толпа восставшей нежити кружила вокруг музыканта. Хоровод замедлял бег или, наоборот, убыстрял, смотря по тому, какая звучала мелодия. И так продолжалось до тех пор, пока часы не пробили полночь; с последним ударом колокола танцоры и волынщик вновь упокоились в могилах. Живые же свидетели жуткого представления убедились воочию, что «много есть на земле и в небе такого, что и не снилось нам». Мэр долго не уходил со сторожевой площадки, а перед тем как сойти, приказал немедленно схватить художника и бросить в тюрьму, чтобы пытками вырвать у него признание, как избавить Нейсс от проделок его названого отца. На первом же допросе Видо напомнил о невыполненном обещании и тем вызвал заметное смущение в умах членов магистрата. Однако мэр был непреклонен и вместо того, что сдержать слово, решил перезахоронить останки умершего музыканта в освященном приделе церковной ограды.
И вновь не обошлось без происшествия: местный пономарь по собственному почину вынул из гроба волынку и повесил ее у себя дома в изголовье кровати. Теперь заколдованный музыкант, если бы и захотел, не смог бы сыграть волшебную мелодию без инструмента. Той же ночью, только часы пробили одиннадцать, в дверь к пономарю постучали. Призывая на помощь всех святых и угодников, злополучный служка, обливаясь холодным потом, отворил дверь и увидел стоящего на пороге мастера Виллиболда. «Мою волынку», — проговорил мертвец и шагнул в комнату. Сняв инструмент со стены, он возвратился к своей могиле и принялся играть. Все было как в предыдущие ночи: вылезшие из-под земли гости уже приготовились лихо отплясать свой танец, когда вместо вальса мастер заиграл марш и двинулся прямо в город, и следом за ним двинулась жуткая процессия. В полном параде отшагав по пустынным улицам вымершего от ужаса города, покойники, как и раньше, ровно в полночь возвратились в свои, жилища.
Ужас охватил горожан; еще одна ночь — и мертвецы войдут в их дома. Многие из членов магистрата пытались убедить мэра исполнить обещанное, но самонадеянный упрямец и слышать не желал о том, а про Видо сказал: «Художнишке больше подойдет осиновый кол, чем брачное ложе».
На следующую ночь город вновь заполнила пляшущая нежить. Хотя затворенные окна и не пропускали звуков, по движениям танцующих угадывались фигуры «Дедушкиного танца». Эта ночь была страшнее предыдущих; скелеты останавливались напротив домов, где жили невесты, и начинали, приплясывая, кружиться вокруг зыбкой тени, постепенно обретавшей сходство с несчастной девушкой, в чью честь игралась ночная свадьба.
Разгоравшийся день горожане Нейсса встречали в трауре — все девушки, чьи тени танцевали среди мертвецов, неожиданно умерли. Новая ночь принесла новые смерти; бедные невесты встречали рассвет в убранных цветами похоронных дрогах.
Долее подвергать опасности жизни своих дочерей и жен нейссцы не могли; городского правителя заставили дать согласие на свадьбу. Задолго до начала ночного бала приглашенные сидели за праздничным столом. Часы на башне пробили одиннадцать, и к неописуемому ужасу присутствующих на улице зазвучала до дрожи знакомая мелодия. Опрокидывая стулья, испуганные гости бросились к окнам: в свете фонарей по мостовой шагал старый волынщик, а за ним — длинная вереница закутанных в белые саваны фигур. У самых дверей музыкант остановился, но не перестал играть, и вся процессия, не торопясь, прошествовала в залу. И там, недоуменно озираясь и протирая в изумлении глаза, они остановились, подобно толпе внезапно разбуженных лунатиков. Ледяные цепи сковали сердца людей, в гробовом молчании они наблюдали открывавшиеся им метаморфозы. Бледные щеки вошедших заметно порозовели, побелевшие губы постепенно обрели свой естественный цвет и напоминали теперь нераскрывшиеся розовые бутоны. С радостным удивлением ожившие привидения окликали друг друга и собравшихся, ибо то были те самые девушки-невесты, чьи смерти уже несколько дней оплакивал Нейсс.
Сняв с чистых душ магическое заклятье, мастер Виллиболд освободил их из-под холодных надгробий и привел сюда, на веселую свадьбу. Сам же, доиграв чудесную мелодию, незаметно исчез, и больше его в тех краях не встречали.
Видо рассказывал потом, что познакомился со старым мастером во время одной из прогулок в горах. Добрый Волшебник Силезских гор, а это был именно он, проникся симпатией к юному художнику и обещал помочь его несчастной любви. Он сдержал слово, хотя, как мы видели, весьма и весьма своеобразно.
Со временем Видо стал известным и уважаемым в городе человеком. Богатство его росло вместе с его славой. Прекрасная Эмма каждый год дарила ему по сыну, а его картины продавались даже в Италии. «Пляска Смерти», полотна которой — предмет гордости галерей Базеля, Антверпена, Дрездена, Любека и многих других городов, — всего лишь жалкое подражание шедевру Видо, созданного в память описанных событий и названному «Пляска Смерти в Нейссе». Увы! Картина эта утеряна и до сих пор не найдена, к великому огорчению истинных ценителей искусства.
Чарльз Мэтьюрин
ЗАМОК ЛЕЙКСЛИП
Перевод А. Бутузова
События этой повести — не просто пересказ каких-то фактов, они и есть факты не столь отдаленного периода в жизни моей семьи. Свадьба моих близких родственников, их внезапный и загадочный разрыв, полное отчуждение друг от друга вплоть до оставления ими земной юдоли — все это факты. Я не могу ручаться за правдивость иррационального объяснения этих загадок; однако эту историю я рассматриваю как замечательный образчик готического искусства, мне не забыть то впечатление, которое она произвела на меня, когда я впервые услышал ее среди множества других леденящих душу преданий.
Умиротворение и спокойствие ирландских католиков в тревожные годы первой половины восемнадцатого столетия были весьма похвальны, но вместе с тем и весьма необычны; анализ возможных причин столь странного их поведения не занимает автора этой повести; ему представляется гораздо более интересным описывать сами события, нежели отыскивать для них сомнительные основания. В ту пору многие католики, не удовлетворенные существовавшим положением дел, покидали фамильные резиденции и странствовали, подобно лишенным крова бродягам, терпеливо ожидая возможных перемен к лучшему.
Однако некоторые из приверженцев короля Иакова II еще оставались на севере острова, и среди них был один якобитский баронет, сэр Редмонд Блейни. Утомленный раздражающим соседством вигов, их нескончаемой болтовней о героической обороне Лондондерри и о варварстве французских генералов, изнуренный назойливыми проповедями преподобного мистера Уолкера, пресвитерианского священника, которого местные жители называли не иначе, как «Евангелист», этот баронет решил оставить родовое поместье и пожить в более спокойном крае. Для этого в январе 1720 года он снял на три года Лейкслипский замок (тогда он принадлежал муниципалитету Коннолиса и сдавался внаем по трехгодичным контрактам), после чего переехал туда со всей семьей, кроме него, состоявшей из трех дочерей; мать их умерла задолго до описываемых событий.
В те годы замок Лейкслип поражал своей красотой и величием, и мало замков в Ирландии могли соперничать с ним. Теперь, увы, его стены разрушило безжалостное время. Расположенный всего в семи милях от Дублина, Лейкслип окружен природой столь тихой и восхитительной, что досужее воображение равно может отнести замок и за сотню миль от города. После целой мили (ирландская миля равняется примерно двум английским) утомительной езды от Лукана до Лейкслипа дорога, с одной стороны огороженная высокими стенами — владения Вишесов, с другой — ветхими столбиками низкого забора, за которым нет ровным счетом ничего, на что бы следовало обратить внимание, неожиданно сворачивает к Лейкслипскому мосту, где путешественнику открывается необычайно восхитительный вид. Воспоминание о нем, доведись вам хотя бы раз увидеть его, будет питать ваше воображение еще долгие годы. Некрасивое, но еще крепкое сооружение, Лейкслипский мост круто опускается на противоположный, значительно более низкий берег реки Лиффи. Справа поток отделяет земли Машфилдов и прихода святой Катерины от владений Вишесов, которые здесь больше не скрывает высокая ограда. Растущие вдоль берегов реки деревья сплетают в ее темной глубине свои ветви. Слева к реке сбегают садовые лесенки ухоженных домиков замка. Сверкая на солнце бриллиантами брызг, волны играют прогулочными лодками, причаленными под стрельчатыми арками летних строений замка. Чуть ниже река плавно огибает низкую в этом месте церковную ограду, и дальше, насколько можно различить, гладь ее полностью скрывают окаймляющие берега густые заросли. Противоположный замку берег являет разительную противоположность описанному ландшафту; покрытые редким кустарником холмы, заброшенные башни и чаща, скрывающая подступы к воде, — теперь эти земли принадлежат полковнику Марли.