Комната с видом на звезды
Шрифт:
– Привет, студент, - кивнул Креза и вышел из своей потайной комнаты.
– Сегодня народищу днем было уйма!
– Хвастаетесь или жалуетесь?
– уточнила я. Бросив рюкзак за прилавок, я потянулась к отчетной книге.
– Констатирую факт, - проговорил Освальд Павлович.
– А что меня не вызвали? Я бы помогла.
– Еще чего, отрывать от занятий! Я же знаю, ты по выходным просиживаешь за книгами, - воскликнул Креза, смеясь.
– Этак никаким врачом не станешь, а виноват буду я со своей лавкой.
– Освальд Павлович! Вы же обещали не издеваться!
– возмутилась я, чувствуя, как старик снова посмеивается над моей учебой. Креза продолжал хихикать. Я посмотрела на его утомленное лицо и поняла, что этой ночью он не сомкнул глаз.
– Освальд Палыч, может, вам кофейку жахнуть?
– предложила я.
– А то вы носом клюете.
– Про кофеек я слышать не хочу со вчерашнего дня!
– прогудел Креза, и я не сразу связала этот акт ненависти с Борисом.
– Бросьте, этот тип еще не повод отказываться от кофе, - заявила я.
– Вы кстати, в курсе, что он отстраивается в паре улиц от нас?
Лицо Крезы приняло багровый оттенок.
– Мне плевать на то, что он делает!
– рявкнул старик.
– Ничего не желаю знать!
С этими словами он скрылся в своей комнате, но уже через пару минут его сгорбленная фигура вновь показалась в дверях.
– Думает, в этом городе не хватает забегаловок?
– проскрипел он.
– Кому вообще нужна еще одна кафешка, когда их и так навалом везде?!
– Может, там будет что-то особенное, - не задумываясь, протянула я, и бешенный взгляд Крезы недоброжелательно остановился на меня.
– Разумеется!
– кивнул он и злобно рассмеялся.
– Особенным там будут клинические идиоты в официантах, которых возглавляет чертов бездельник с напыщенной рожей!
Я смекнула, что не стоит больше выдвигать никаких предположений насчет кофейни и поспешно кивнула.
– Вы абсолютно правы, Освальд Палыч, - проговорила я.
– То-то же!
– заявил напоследок хозяин лавки и снова скрылся в комнате. Я услышала отдаленное громыхание предметов и ругань. Похоже, Креза в запале принялся носиться по жилищу и столкнулся с чем-то более твердым, чем его старческие кости.
К нам заскочила парочка покупателей, один из которых купил сменные стержни к старинной ручке, приобретенной здесь же. Второй ушел без покупок, чему я была немного обрадована. Я уже сделала необходимые подсчеты за день, и содержимое кассы подтвердило, что мы работаем в прибыль.
– Пора закрываться, - проговорил Освальд Павлович. На часах не было и восьми, и как правило, так рано Креза никогда не запирал двери "Саламандры". Но я не осмелилась спорить. Старик устал и нуждался в отдыхе, и мне не следовало своей заботой лишний раз напоминать ему о неумолимо бегущих годах. Я обратила к улице табличку "Закрыто" и принялась быстро вымывать полы. Закончив с этим, мне оставалось подхватить свой рюкзак и попрощаться.
– Освальд Палыч, я побежала, - сказала я, появляясь на пороге его комнаты.
– Вы где тут?
Креза, по-старчески прихрамывая, выплыл из недр своего жилища.
– До завтра, Кристин, - кивнул он.
– Осторожнее там.
– Спасибо, - улыбнулась я и уже хотела упорхнуть из лавки, как вдруг остановилась. Буклет из кофейни все еще лежал на краю прилавка. Нет, я не могу этого сделать. Меня это не касается, я только спровоцирую ссору...
– Освальд Палыч, а кто этот Артемьев?
Ну вот, я это сделала.
Задала вопрос, за который явно получу. Надеюсь, меня хотя бы не уволят. Креза медленно повернулся и посмотрел на меня понурыми глазами.
– Никто, - задумчиво бросил он.
– Злой и мелочный человек, который бросил меня тогда, когда был нужен.
– Мы все совершаем ошибки, - начала я, еще не зная, о чем идет речь.
– Вам просто нужно поговорить, вы же не будете ненавидеть друг друга вечно?
– Надеюсь, что нет, потому что я-то точно скоро помру, - заверил Креза.
– И если не от старости, то от этого кошмарного соседства с шалопаем. Или от вони, которая уже сейчас парит из его чертовой кофейни! Этот кофе делают из гудрона!
Лицо старика снова стало выглядеть забавно и
– Сомневаюсь, что они уже готовят что-то, - проговорила я, пряча улыбку, и раскипятившийся Креза осекся.
– Плевать, - пробормотал он.
– Я больше не позволю ему разрушить мою жизнь.
Я вздохнула. Видно, не зря говорят, что с возрастом человеческий характер едва ли становится лучше. Освальд Павлович настроен очень категорично, и я не могла представить, чем же Борис навлек на себя такой гнев старика? Впрочем, неприязнь была взаимной. Я не могла понять, отчего Креза не хочет поделиться со мной этой историей. У него не так много друзей, и он мог бы довериться мне. Кто же такой этот Артемьев на самом деле? Мне пришлось повторить свой вопрос, после которого в глазах Крезы отразилась затаенная боль. Это страдание напугало меня, подтвердив самые худшие опасения. Теперь мне не нужно было знать подробностей, чтобы понять, это одна из тех историй, которые оставляют глубокие шрамы на человеческой душе. Никакое время не в силах сгладить, облегчить эту мучительную, притупленную чувством обиды боль, вечно отдающую в уставшее сердце. Следующую фразу Креза произнес так, словно не говорил ее уже несколько десятков лет. Я услышала в этом голосе все, - и вину, и скрытое сожаление, и любовь.
– Формально этот человек - мой сын, - сказал Креза, и я потрясенно замерла.
– Я давно вычеркнул его из своей жизни. Хотя он сделал это раньше.
***
Я не решилась дальше расспрашивать Освальда Павловича о его сыне и молча ушла из лавки, бережно прикрыв входную дверь. В "Саламандре" стало несказанно тоскливо, будто души всех вещей, хранившихся на витринах, принялись скорбеть по своим прежним, давно уснувшим навеки хозяевам. Для меня ответ Крезы стал настоящим потрясением. Я не могла придумать ни одной причины, по которой два самых близких человека решились разорвать кровные узы и забыть друг о друге. Борис даже изменил фамилию. Он явно старался вычеркнуть память об отце из своей жизни, еще не понимая, что ни одно дерево не сможет расти без корней. Ведь спустя столько лет он вернулся в родной город, открыл кофейню и пришел к своему отцу, чтобы бросить ему вызов. Борис показал, чего смог добиться. Но за всей этой бравадой стояло нечто большее, чем просто вражда и ненависть. Мне казалось, Борис ждет одобрения. Ему нужно услышать похвалу от отца, хотя бы раз в жизни. Такое простое детское желание, которое никак не сбудется, и потому порождает столько злобы в душе Бориса.
А Креза? Он представлялся мне тем, кто давно проиграл в борьбе со своей гордыней и гневом. Они плотно сомкнулись вкруг его души, точно щупальца морского спрута, и я не знала, возможно ли изменить это.
За этими смутными размышлениями я не заметила, как дошла до торгового центра. Часы показывали без двадцати минут восемь. Ремонт кофейни продолжался, и рабочие то и дело подносили в помещение банки с краской и отделочные плинтуса. Я остановилась на противоположной стороне улицы и стала смотреть на то, как один из работников начищал кованый навес, который пристроили по распоряжению Бориса. Под навесом уже расположились небольшие круглые столики из темного дерева и керамические цветочные горшки. Через окно будущей кофейни мне смутно виднелись стены цвета топленого шоколада и красная обивка диванчиков. Среди работников без дела слонялся паренек лет пятнадцати, одетый в толстовку и протертые джинсы. Он постоял какое-то время под навесом, а потом отправился за торговый центр. Тут из дверей кофейни вышел сам Артемьев и, что-то крикнув парню, позвал его внутрь. Я догадалась, что это его сын, и мне удалось мельком увидеть лицо парня. Оно было худым и беспокойным, точно что-то гнетет его. Борис снова обратился к сыну в своей приказной манере, и парень неуклюже скрылся из виду. Тут Артемьев перевел взгляд в сторону и заметил меня. Не раздумывая, мужчина быстро спустился вниз и размашистым шагом преодолел улицу.