Комната с видом на звезды
Шрифт:
– Кристин, я говорю тебе серьезно, там никого не было, - Максим начинал злиться.
– Мы играли в этих заброшенных домах, в двадцать третьем доме вечно царила разруха. Его хотели сносить, но только на словах, а так никому не было дела до этой конуры.
Напрягая память, я попыталась вспомнить детали рассказа.
– Ты сказал, Остапова находится в психушке тридцать семь лет? За это время вполне дом могли ограбить, разгромить, превратить в игрище для детишек... Да все что угодно могло случиться, ведь родственников у нее, похоже, не было. Никто не присматривал за домом.
Максим задумчиво посмотрел на меня. Мои слова казались ему убедительными, но явно не совпадали
– У меня знаешь, какая мысль?
– спросил он.
– Хочу позвонить одному своему другу и уточнить, жил там кто-то или нет. Он следаком сейчас работает,
– Офигеть!
– произнесла я.
– Значит, мне нельзя лазить по подсобкам и расспрашивать охранника, а тебе ввязываться в расследование истории о доме норме двадцать три, так это запросто.
– Во-первых, я ничего не расследую, - заметил Давыдов.
– Просто это совпадение сбило меня с толку. Мне стоит один звонок Димке сделать, чтобы все узнать. Наверняка найдется разумное объяснение, и все будет забыто.
– Тогда найдешь объяснение еще для кое-чего?
– спросила я и рассказала Максиму о звонке Юрия Витальевича и странном письме, найденном в столе бабушки. Я по-прежнему ничего не спрашивала у нее. Попросту не знала, как начать этот разговор. К тому же, бабушка еще не до конца оправилась от инфаркта, не хочется волновать ее.
Вскоре должен был прозвенеть звонок, поэтому мы с Давыдовым стали собираться на пары. Максиму моя история показалось не менее странной, чем история с домом номер двадцать три. Впрочем, он считал, что бабушка имеет право на личные секреты, и ее прошлое должно оставаться в прошлом.
Настя и Андрей тоже двинулись в сторону лекционных аудиторий, и их фигуры были на несколько метров впереди нас.
– В общем, если я что узнаю по поводу того дома, тебе сообщать?
– Максим остановился, - здесь наши дороги должны были разойтись, и парень собирался спуститься вниз.
– Мне - в первую очередь!
– заявила я.
– Можно, кстати, сходить в тот дом как-нибудь.
– А ты придешь что ли?
– Максим сказал это слишком тихо и засмеялся. Я не была уверена, что хорошо расслышала его.
– Что?
– Ничего, - покачал он головой.
– Хочешь, сходи, но это без меня. Полно дел, и Даша по вечерам вечно придумывает что-то.
Я оценила его холодный небрежный тон и кивнула. Я это заслужила.
***
После анатомии в расписании стояли лекция по русскому языку и история медицины, и мы с Настей мужественно прослушали столь необходимые для будущих врачей предметы. На этом занятия заканчивались. Немного прогулявшись в парке, мы купили в одной из закусочных палаток пирожки и чай. Последний был горячим, и пластиковый стаканчик приятно согревал ладони.
Вокруг было пустынно. В глубине парка нас ждала скамейка, и мы с подругой устроились на ней. Через какое-то время мы заметили, что кроме нашего разговора, ничто не нарушало тишину. Столь непривычное для слуха спокойствие города будто передалось нам, и я чувствовала, как проходит усталость и напряжение.
Через полчаса мы вернулись в анатомичку, чтобы поучить препараты к следующему занятию. Я взяла модель лопатки, а моя подруга - таз. Но совместное обучение продлилось недолго. Вскоре Насте позвонил Андрей,
Теперь кроме меня здесь сидело еще десять студентов, и все они имели вид заядлых ботаников с десятилетним стажем школьного зубрения. Глядя на эти сосредоточенные лица, в какой-то момент я спросила себя, что вообще здесь делаю. Впрочем, проводя этот вечер в компании местных интеллектуалов и атласа Синельникова, я довольно неплохо подготовилась к следующему практическому занятию по анатомии. Время приближалось к восьми вечера, и мои коллеги-студенты по одному стали покидать анатомичку. Я последовала их примеру, затем прошла сквозь сеть коротких коридоров, соединяющих анатомический корпус с главным, и вышла к центральной лестнице. Проходя мимо замурованной двери в подсобку, я задержалась на миг, вспоминая, что мы увидели там с Максимом. Без него этот поход вряд ли бы удался. И сейчас мне почему-то захотелось, чтобы он оказался рядом со мной. Во Вконтакте его не было, и я не решилась оставить сообщение в офлайн, как это легко делала раньше. Почему? Не знаю...
На первом этаже у вахты спиной ко мне сидел человек. Когда я прошла мимо него, оказалось, что это наш сторож, Анатолий Степанович. Он с задумчивым лицом смотрел сквозь стекла входных дверей туда, куда бежали его мысли. Все они были мрачными и тоскливыми, и открывали лишь один путь, - в прошлое.
– Здравствуйте, - кивнула я ему, и он, не слышавший моих шагов, встрепенулся.
– Вам здесь одному не скучно?
Обычно я не слишком общительная. Все разговоры с малознакомыми людьми вызывают у меня большие затруднения. Но сейчас это было легко, потому что лицо охранника выглядело бесконечно одиноким. Стоило на секунду заглянуть в его глаза, чтобы понять, - он будет только рад любому участию. Видно, он уже давно перестал чувствовать себя живым и отвык от людского общества. Старый пьяница, держащийся на службе из жалости, он осознано лишал себя права приобщиться к другим, более успешным и счастливым людям. Никто не замечал его. Никому не было дела до человека с глазами, полными усталости и скорби.
– У меня такая работа, - проговорил Анатолий Степанович, и со слабой улыбкой закивал мне, словно благодаря за этот вопрос.
– А ты опять шаришь здесь по ночам?
– Вы меня вспомнили?
– удивилась я. Мне казалось, что с нашей прошлой встречи охранник почти все забыл.
– Я, может, старый пьяница, но не кретин, - будто ответил на мои мысли Анатолий Степанович.
– Вам повезло, - я не удержалась от шутки, и охранник негромко засмеялся.
– Хорошей вам ночи.
– Иди с Богом, - попрощался со мной Анатолий Степанович, и я вышла в прохладный сентябрьский вечер.
***
Автобус неспешно вез меня по улицам, и за его окнами мелькали огни городских заведений, отбрасывающих золотистый свет на асфальт. На своей остановке я вышла из салона и, пока двигалась к дому, наблюдала за проходящими мимо людьми. В основном, это были прогуливающиеся старики или молодые люди, и лица их неясными пятнами мелькали в вечернем тумане. Город с каждым днем все сильнее промерзал под холодными ветрами, а первые опавшие листья теснились у края дорог. Меня угнетало это серое, безликое небо, плотной пеленой застилающее солнце. День казался бесконечным и тоскливым, и лишь к вечеру, когда темнота окутывала жителей, все приобретало свои краски.