Комната с видом на звезды
Шрифт:
– Ты быстро осваиваешься в новых местах, - сказал Артемьев и поставил слона на место. С негромким стуком фигурка соприкоснулась с поверхностью стола.
– Мог бы поделиться с отцом новостями о своих новых друзьях.
Леша прошел в комнату и сбросил рюкзак на кровать.
– Почему ты никогда не говорил про дедушку?
– спросил он. Парень чувствовал, что пришло время для серьезного разговора, возможно, первого в его жизни. Отец должен понять, что Леша уже вырос.
– Потому что этот человек не заслуживает никаких разговоров, - отрезал Борис.
– Наши пути
– Но что он сделал?
– не понимал Леша.
– Много чего, - пространно ответил Борис.
– И много чего не сделал. Я не хочу, чтобы ты с ним общался.
– Да при чем здесь я?
– Леша начинал злиться.
– Это ваши разборки! Дедушка добрый, и мне понравилось у него!
– Не мудрено, - с иронией проговорил Борис.
– Удивительно, но мой отец в последнее время просто покорил всю молодежь этого городка. Ты же познакомился с этой девчонкой, которая у него работает? Та тоже с пеной у рта выгораживает старика, хотя понятия не имеет, кто он на самом деле... Как часто ты ходишь в лавку?
– Не знаю, - пробормотал Леша.
– Раза три-четыре в неделю.
– С этого момента путь тебе туда заказан, - коротко бросил Артемьев.
– Узнаю, что твои паломничества к старику продолжаются, я приму меры.
– И что ты сделаешь?!
– воскликнул парень, ощущая, как комок нервной злобы закипает в его еще совсем детской груди.
– Ударишь меня? Запрешь дома? Ты ведь только это и можешь!
– Да что ж такое-то!
– с досадой выкрикнул Борис, сжав виски пальцами.
– На кой черт тебе этот старик? Что вы делали, раз ты так к нему привязался?
– Мы разговаривали!
– заявил Леша.
– Его хотя бы интересует моя жизнь!
Нервы Артемьева сдали, и он захохотал каким-то истерическим смехом.
– Не стоит заблуждаться, мой мальчик, - сообщил Борис.
– К тому же, я думал, для того, чтобы разговаривать, у тебя есть твои друзья в балахонах.
– Они были до тех пор, пока мы не переехали сюда, - сказал Леша.
– Пойми, деда не интересует ничего кроме собственной лавки и выгоды, - Борис вряд ли слышал сына.
– Он просто хочет подобраться поближе ко мне через тебя и натворить еще что-нибудь. Ему мало было поджечь мою кофейню, он добивается того, чтобы я уехал. Но нет! На этот раз я не сбегу как тогда!
В смятении Борис принялся ходить по комнате широкими шагами, и его слова были обращены к стенам, словно Креза прятался в их пустотах.
– Он не поджигал кофейню!
– в отчаянье выкрикнул Леша, и на его глазах выступили слезы.
– Конечно же нет!
– засмеялся Борис, распаляясь все больше.
– Он просто святой.
– Это я сделал!
– Чего?
– Борис не сразу понял, что сказал его сын.
– Это я поджег твою кофейню!
– кричал Леша.
– Пришел ночью и все сделал! Дед тут не при чем!
И в этот момент по лицу Бориса прошла оторопь. Тени прошлого захлестнули его, а слова сына поразили. Он силился понять, правда ли это. Вместе с тем он смотрел на парня, что стоял напротив, и не узнавал в нем Лешу.
– И зачем ты это сделал?
– на удивление
– Затем, что ты всех достал!
– заявил Леша.
– Тебе плевать на нас с мамой, ты решил уехать, и все, мы уже здесь. Тебе было все равно, что в той школе у меня остались друзья. Что маме пришлось бросить работу. Ты хотя бы спросил ее, чего она хочет? Ты обвиняешь деда в том, что у него нет сердца и ничего нет, кроме чертовой лавки. А у тебя?!
В голове Бориса случился взрыв. Две силы, вечно разрывающие его разум, столкнулись в нем. Одна уже знала, что ответить, и знала, что всегда права. Но была и другая, которая говорила ему остановиться. История повторяется. Он не хочет понять своего сына так же, как и Освальд не мог понять его самого. Кому отдать предпочтение в этой войне, Борис не знал. А Леша наконец-то сказал все, что хотел, и почувствовал дикую, пьянящую свободу. Наверное, то же самое чувствовал Борис много лет назад, сбегая из дома. И Леше ничего не оставалось, кроме как схватить рюкзак с постели и броситься в коридор.
– Куда ты собрался?!
– опомнившись, крикнул ему вдогонку Борис, но Леша уже бежал вниз по лестнице, и сквозняк продувал квартиру через открытую входную дверь.
***
Я молча слушала рассказ Леши, и мне было жаль его. Жизнь прочитала Борису столько лекций, но он не услышал ни одной. Он так и не понял, что сердце ребенка всегда готово простить, для этого нужно чуть больше теплоты и поддержки. Теперь в глазах Леши плескалось темное море, затянутое чем-то похожим на лед. На самом деле это было стекло, и оно прочно отделило его Бориса. Парень больше не верил в отца и их отношения, а смотреть на эти метаморфозы было безумно грустно.
Есть ли у меня право быть здесь и становиться частью этой семейной истории? Как всегда, я почему-то считала себя лишней. Но уйти не представлялось возможности, за окном хлестал ливень, и я понятия не имела, как вообще доберусь до остановки. Хотелось улучить момент, когда дождь немного ослабнет.
– Дедушка, прости, что не сказал раньше про поджог, - произнес Леша.
– Отец обвинял тебя, а я знал об этом, но молчал. Как-то стремно было признаться...
– В итоге ты все равно признался и поступил правильно, - сказал Освальд Павлович.
– И это не ради меня, а ради тебя. Ни о чем не беспокойся, можешь оставаться здесь сколько угодно.
– Спасибо, - кивнул Леша.
– Я могу помогать с делами в лавке...
– Только не отбирай мой хлеб!
– засмеялась я.
– Мне не хочется уходить отсюда.
Леша смутился.
– Да не, я не в том смысле, - сказал он, но я только покачала головой и предложила принести ему еще чая. На кухне ко мне присоединился Освальд Павлович, по лицу которого блуждала умиротворенная улыбка. Старик был рад обрести внука. Хоть Леше некуда идти кроме него, в конце концов, так ли важны причины? Ведь он больше не один в этой пустой лавке, и, кажется, от этой мысли даже ровнее бьется его старое сердце.