Комната смеха
Шрифт:
– У вас на даче под окнами растет виноград? – как бы невзначай произнес Вадим, с видом дачника трогая голые ветки вишни.
– Нет, у нас под окнами вьющиеся розы, – объяснил Алексей.
– Значит, вы уже были на даче и сами укрыли на зиму розы? А мне в машине сказали, что после смерти жены ни разу сюда не наведывались…
В машине, по дороге на дачу, Вадим нарочно старался вести с Алексеем нейтральную беседу о пустяках, о садовых делах, погоде. И вот тогда-то он и спросил его, был Алексей в своем загородном доме после смерти жены или нет. И ничего не подозревающий Тарасов ответил ему, что теперь, когда Эммы нет, ему больно будет видеть их дом, сад, потому что все там будет
– Я не так сказал… – замялся Алексей. – Это не я укрывал, а соседка…
– Какая именно?
– Тамара.
– А где ее дача?
– Да вон, с красной черепичной крышей, видите?
– Фамилию ее можете назвать?
– А зачем? – Алексей почему-то занервничал.
– Что, не знаете фамилии соседей?
– Не помню… Мы все больше по имени друг к другу обращаемся.
– Да бог с ней, с вашей соседкой… Знаете, – Вадим посмотрел на часы, ему было пора встречаться с Лизой Гусаровой, – ничего-то я сейчас сделать не успею… Приеду сюда в следующий раз. Вы не могли бы оставить мне ключи от вашей дачи?
– А это еще зачем?
– Понимаете, я должен буду провести определенную работу с вашими соседями. Сейчас не июль месяц, холодно… Думаю, вы не будете против, если я приглашу их для беседы в ваш дом. А заодно покажите мне, как включать котел…
– У нас камин. Дрова вон в том сарайчике, за яблонями… Но только я не совсем понял, зачем…
– Алексей, мне кажется, вы чем-то напуганы. Если у вас была интрига с вашей соседкой Тамарой, так вы мне скажите об этом как мужик мужику. Поймите, я вас ни в чем не подозреваю, и мне абсолютно все равно, с кем вы спите, но меня интересует ваша жена Эмма. Я хочу понять, куда она отправилась в тот день в вечернем платье…
– В вечернем платье?
– Ну да! Это мы, мужики, поначалу не разобрались, что к чему…
Вадим старался окончательно запутать его и в то же самое время успокоить в отношении того, что он Алексея ни в чем не подозревает. А потому ему важно было отвлечь его такими вот ничего не значащими, по его мнению, деталями, как вечернее платье Эммы, туфли на высоком каблуке. Хотя на самом деле Вадим подозревал Алексея в том, что он пусть и косвенным образом, но имеет отношение к смерти своей жены. Он мог поссориться с ней и довести ее до такого состояния, что она, не помня себя от обиды, гнева или ярости, надела первое попавшееся под руку платье, села в машину и помчалась куда глаза глядят. Возможно даже, Алексей признался в тот день жене в том, что любит другую женщину и уходит от Эммы. Все эти мысли и предположения были навеяны, безусловно, разговорами Вадима с Анной, ее сестрой. По ее мнению выходило, что Эмму можно было вывести из себя лишь событием неординарным, из ряда вон выходящим, скандальным. Потому что она от природы была человеком уравновешенным, спокойным. Вероятно, произошло нечто такое, что потрясло ее и заставило действовать неосознанно, когда она надевала синее платье… Но что? Алексей пока не делал никаких признаний, следовательно, надо было собирать информацию о супругах среди друзей, соседей – словом, окружения. Большие надежды, безусловно, он возлагал в этом отношении на Анну, инициатора этого неофициального расследования. Но, как выяснилось, Анна не могла быть объективной по отношению к Алексею, поскольку испытывала к нему явное чувство неприязни. И это мешало Вадиму составить картину супружеской жизни Эммы и Алексея.
Конечно, он сознавал, что тратит свое рабочее время на пустое. И что занимается он делом о гибели Эммы Майер исключительно ради Анны. Но эта женщина стоила того. Он, даже беседуя с Алексеем, все еще находился под впечатлением от свидания с Анной. Вечер, который он провел в ее доме, превзошел все его ожидания. И то, что он не зря к ней пришел, он понял, едва переступил ее порог. Он возбуждался теперь всякий раз, когда вспоминал, как она встретила его, каким взглядом, каким поцелуем. А как она была нежна с ним позже…
– А вот ваша свояченица Анна сразу обратила внимание на платье и туфли. Их ведь, женщин, не проведешь. Они всегда зрят в корень.
Ему самому было противно говорить с этим и без того несчастным вдовцом таким пошловато-казенным тоном, но и вступать с ним в доверительно-дружескую беседу он не был настроен, поэтому решил свернуть разговор и как можно скорее вернуться в Москву. Как вдруг услышал:
– Не знаю, что ей вообще нужно! И зачем только она к вам пришла? Человек погиб, трагически. Эмму теперь все равно не вернуть. Так зачем бередить эти раны? Зачем посылать эти дурацкие посылки?
– Посылки? – поразился Вадим. – Вы что же, считаете, что их посылает вам Анна?
– А кто же еще? Разве вы из разговора с ней еще не поняли, как она ненавидит меня?
– Нет… А что, у нее есть причина ненавидеть вас?
– Да она невзлюбила меня с самого начала, как я только познакомился с Эммой. Анна всегда считала, что я ей не пара. Что я и недостаточно зарабатываю, да и внешне я не очень-то… Я всегда, все те годы, что был с Эммой, чувствовал, как она настраивает жену против меня. Думаю даже, что она подыскивала ей другого мужа… Конечно, все это недоказуемо, но подумайте сами: кто еще мог взять, к примеру, из нашего дома вещи Эммы? Кто, как не ее родная сестра, которая постоянно торчит там… как кость в горле! – воскликнул он в сердцах. – Платье, белье… Да, конечно, это ее рук дело!
– Постойте, – несколько растерялся Гарманов. Он вдруг обругал себя за то, что до сих пор был так близорук и видел в Анне только женщину. А что, если смерть Эммы вообще не самое главное событие в жизни Алексея и свояченицы? Что, если смерть Эммы была выгодна кому-то из них двоих и является лишь первым звеном более сложного плана? Алексей валит все на Анну, Анна, в свою очередь, ненавидит Алексея… Кто-то хочет свести его с ума, подбрасывая чудовищные по своему цинизму посылки. Но зачем? Предположим, Алексей во время кризиса покончит собой. Что дальше? Кому выгодна его смерть? Анне? Но почему? Ему требовалось время, чтобы все обдумать.
– Постойте, но какой смысл Анне сводить вас с ума этими посылками? Даже если вы, отчаявшись, убьете себя, то какой прок от этого ей? Вы как-то связаны?
– В смысле… Мы не любовники, уж это точно… Кстати, у меня не было интриг ни с какими соседками, это я к слову. Я всегда любил лишь свою жену. Вот только она относилась ко мне, мягко говоря, с равнодушием. И хотя она и старалась делать вид, что видит во мне мужчину, и всячески подыгрывала мне, чтобы не давить на мое мужское самолюбие, я-то прекрасно чувствовал, как именно она ко мне относится.
– И как же?
– Мне неприятно об этом говорить, но Эмма не любила меня и жила со мной из жалости.
– Пусть так. Но теперь Эммы нет. Какой смысл, повторяю, Анне изводить вас?
– Понятия не имею. Может, существует завещание, о котором я не знаю, по которому все имущество и сбережения моей жены должны перейти к ней? Я не особенно-то разбираюсь в законах, и меня легко обмануть. Но квартира, в которой мы с Эммой жили, моя. А больше-то ничего особенного у меня и нет. Что касается драгоценностей Эммы, то я сам недавно предложил Анне забрать все. Зачем они мне? Поверьте, если она и ведет себя так по-свински по отношению ко мне и отправляет эти посылки, это со злости, просто так… Никаких имущественных интересов у нее нет.