Комната смеха
Шрифт:
– Всю дорогу хотелось вымыть руки, – услышала я голос Вадима, выходящего из ванной, и устремилась ему навстречу.
– Так ведь убийство, труп… – поддержала я его и скользнула в ванную, заперлась в ней.
Подошла к зеркалу и взяла в руку гребень, первое, что попалось на глаза. Провела им по своим волосам и тотчас поняла, что стою в ванной уже не одна. Я повернулась и увидела Алексея. Но не удивилась, нет. Я словно знала, что он где-то рядом.
– Ты всегда заходишь без стука? – спросила я низким, хрипловатым чужим голосом и похолодела от зыбкого чувства нереальности происходящего.
– Тебе неприятно?
– Пока не решила… А твоя жена разрешает тебе вламываться вот так в ванную? Может, ты ей еще и спину моешь?
Мне было трудно определить, как же я на самом деле отношусь к Алексею. С одной стороны, мне хотелось, чтобы он находился рядом со мной, но, с другой стороны,
– Тебе очень идет это платье, – вдруг услышала я и только теперь подняла глаза и увидела свое отражение в зеркале. Я была потрясена, шокирована. Конечно, я догадывалась, что должна увидеть не свое отражение. Но уж слишком контрастна была внешность отразившейся в зеркале незнакомой мне женщины. Разумеется, это была никакая не Майерша. Это стало понятно в тот момент, когда я произнесла слово «жена». Жена не может говорить о существовании еще какой-то жены. Значит, на этот раз я была другой женщиной, оказавшейся волею случая в ванной комнате квартиры Тарасова–Майер. Я видела перед собой женщину, удивительно похожую на ту, которую пару часов назад выносили вперед ногами из загородного дома. Только с волосами, длинными каштановыми волосами, слегка приподнятыми и сколотыми на затылке. Но что самое удивительное, на мне было темно-синее платье, которое идеально сидело на моей фигуре и обхватывало мою непомерно большую грудь. Признаюсь, мне было приятно, что хотя бы в моих болезненных фантазиях я обрела этот поистине роскошный бюст. Я не понимала, что происходит, но какое-то время продолжала жить чужой жизнью, испытывая (чего уж скрывать!) даже влечение к Алексею, уже стоявшему совсем близко от меня и обнимавшему меня сзади за талию. Затем его руки чуть поднялись, и я поняла, что ему доставляет удовольствие обнимать мою грудь.
– Хочешь выпить вина? – спросил меня Алексей, целуя сзади в шею и поглаживая ладонями мои плечи.
– Нет, я не люблю вино. Если бы водочку предложил, не отказалась бы. А от вина у меня болит голова. К тому же в магазинах полно подделки…
– Но у меня дорогое вино, французское…
– Все равно. Знаешь, я могу и без вина. Скажем так: я опьянела от твоих рук, от тебя, от твоих подарков, от этого платья… Тебе не жалко дарить мне его? Что скажет твоя жена?
– А с чего ты взяла, что это платье принадлежит моей жене?
– Но ведь ты взял его из шкафа, где висит еще пара-тройка десятков платьев, я же видела… Ты женатый мужчина. Больше того, у нас с твоей женой, похоже, один размер… Посмотри, как идеально сидит на мне это платье…
Алексей опустился передо мной на колени, и его руки заскользили вверх по моим бедрам. Мне было приятно…
Я очнулась. Открыла глаза. Конечно, в ванной я была одна. Теперь у меня появилась возможность узнать, как долго я могу находиться в своих фантазиях, играть главные роли в спектаклях под названием «Чужая жизнь».
Я вымыла руки, вытерла полотенцем и вышла из ванной. Я не удивилась бы, если бы увидела, что за окном уже лето и ярко светит солнце. Чего только в жизни не бывает…
– Вадим, где ты?
Он вышел из кухни, в руках его была корочка ржаного хлеба.
– Знаешь, что-то оголодал я… А ты?
– Хотела тебя спросить, как долго я мыла руки?
– А я откуда знаю. Зашла и почти тут же вышла. А что? В чем дело?
– Ни в чем…
Мне ужасно хотелось рассказать ему все то, что со мной только что произошло, я понимала, что это может помочь следствию. Ведь женщина в синем платье, которой я была несколько мгновений, могла быть как раз той самой особой, чей сгоревший труп был обнаружен в машине Алексея и которую приняли за погибшую Майершу. Что я знала о ней, об этой женщине с хрипловатым голосом? То, что она была очень похожа на Эмму и что у нее от вина болит голова. А еще то, что она была здесь с Алексеем.
Вернулся Алексей. Бледный, больной. В руках его был коричневый сверток. Посылка.
– Вы еще не вскрывали ее? – спросил Вадим. – Я вижу, что нет… Вам страшно? А хотите, я скажу вам, что здесь? Волосы! Волосы вашей жены. Или я – не Вадим Гарманов.
Алексей дрожащими руками разорвал плотную коричневую бумагу, и под ней оказался полиэтиленовый пакет. Сквозь него просвечивали каштановые пряди волос.
– Алексей, вы должны взять себя в руки. Произошло нечто из ряда вон выходящее. Вы – мужчина, а потому настройтесь на самое худшее…
– Что-нибудь с Аней? Она погибла? – спросил он дрожащим фальцетом, как человек, не владеющий собой.
Мы с Гармановым переглянулись. Вот что, оказывается, для Алексея могло быть самым худшим. Что ж, оно и понятно. Ведь Анна сейчас для него была самым близким человеком.
– Нет, с Анной все в порядке. Сегодня я был в вашем загородном доме…
– Он сгорел? Ну не тяните же! – воскликнул Алексей и сжал кулаки. – Что случилось? Соседи?.. Кто-то умер?
– В доме мы обнаружили труп женщины..
– Труп?.. Женщины?..
– Предположительно, вашей жены.
– Вы что, шутите? Но разве так можно шутить?
– Вот именно: разве можно так шутить? Но женщина удивительно похожа на Эмму. Судя по тому, что тело в плохом состоянии, я предполагаю, что смерть наступила давно и что только благодаря холоду оно не успело разложиться… На теле нет одежды, и волосы с головы неумело сострижены. Вот почему я предположил, что в посылке окажутся женские волосы…
– И… И кто же их остриг? Кому могло понадобиться состричь их? Какой в этом смысл?
– Давайте подумаем вместе. Садитесь. Значит, так. Начнем по порядку. Погибает ваша жена. Ее тело, которое очень трудно опознать, поскольку сохранилось лишь немного узнаваемых фрагментов лица и тела – ведь она почти сгорела! – находят в вашей машине, в овраге, причем по дороге к месту, где располагается ваша дача. Вы говорите мне, что ваша жена должна была отправиться на дачу, чтобы укрыть розы или сделать что-то необходимое для вашего сада или огорода. Судя по результатам экспертизы, в момент аварии, то есть когда машина слетела с трассы, причем на небольшой скорости, в овраг и врезалась в деревья, после чего и произошел взрыв из-за пробитого бензобака, ваша жена была жива. Возможно, она уснула и скатилась с дороги в овраг, возможно, не справившись с управлением, попыталась избежать столкновения с другой машиной, вылетевшей внезапно на встречную полосу… Мы этого не знаем, поскольку на месте аварии не обнаружено никаких следов столкновения с другой машиной: ни битого стекла, ни даже тормозного пути! Словно в этот момент на дороге не было вообще ни единой машины… Нет также свидетелей. Нам не удалось выяснить и точное время, когда произошел взрыв: между двадцатью и двадцатью двумя часами. Сегодня вечером по телевидению будет дано объявление с просьбой откликнуться свидетелей этой аварии. Возможно, что-то и прояснится. Теперь посмотрим, как события развивались дальше. Вашу жену хоронят. Казалось бы, трагическая история подошла к своему логическому и очень горькому финалу. Вы становитесь вдовцом. За вами присматривает сестра вашей погибшей жены, которая очень переживает за вас и считает вас, вероятно, близким человеком. Но если вы просто погружены в свое горе и ничего особенного вокруг не замечаете, то ваша свояченица, в отличие от вас, никак не может успокоиться из-за внезапной смерти своей сестры и постоянно думает о тех обстоятельствах, которые предшествовали ее гибели. Она, очень хорошо знавшая Эмму, не может поверить в то, что та сама, по собственной воле в день смерти надела платье, которое не могла надеть в принципе. С этими мыслями она приходит ко мне, к следователю прокуратуры, сама еще не понимая, что именно она хочет услышать от меня и какое это вообще может иметь значение. Особенно сейчас, когда Эммы уже нет в живых. Я, признаюсь честно, увидел в этом поступке одно лишь чудачество и нежелание Анны смириться с такой тяжелой для нее утратой. Я даже предположил, что ей просто хотелось поговорить с кем-то о своей сестре. Но тут в вашей семье начинают происходить еще более удивительные вещи. Я имею в виду адресованные вам посылки. В них – вещи Эммы, а теперь еще и ее волосы. Кто-то, кто имел доступ в ваш дом, вероятно, похитил их (кроме волос, разумеется), чтобы после ее смерти изводить вас таким вот циничным, жестоким образом. Или же Эмма сама дала этому человеку свое платье, белье… Дала или оставила… Но где она могла оставить свои вещи, вплоть до нижнего белья? Где она раздевалась? На работе? Но не могла же она уйти оттуда голая, правильно? Может, у сестры? Приехала к ней, осталась ночевать, а потом по каким-то причинам не смогла надеть свою одежду… Может, попала под дождь, и Анна дала ей на время свою одежду… Но тогда получается, что эти посылки посылала Анна!
– Аня? – Алексей лишь развел руками. – Аня?..
– Волосы. Вы уверены, что это волосы вашей жены?
– Не знаю… – Алексей взял в руки полиэтиленовый пакет, развернул его и достал тяжелую золотистую прядь волос. – Мне трудно сказать… Может, ее, а может, и нет… Одежду, понятно, можно где-то оставить, подарить, ее могли украсть из квартиры (хотя непонятно, кому это все понадобилось), но волосы?! С волосами могли все подстроить и прислать мне чужие волосы…
Он поднес их к лицу, глаза его широко раскрылись, он даже перестал моргать. Только вдыхал их запах.