Комплекс андрогина
Шрифт:
Дальше пришлось вытерпеть несколько неприятных моментов. Сначала мне показалось, что двигатель заглох, но, к счастью, обнаружилось, что это Ромка уже успел покопаться в моей машинке и что-то там починить, отчего она начала урчать, как котенок. Потом я с непривычки неудачно вышла из гаража и чуть не разбилась о чью-то припаркованную снаружи навороченную тачку. А потом на меня навалилось отвратительное чувство невесомости.
Не верьте тем, кто говорит, что это — незабываемое наслаждение. Нет, с незабываемым я согласна, а с наслаждением — нет. Лично меня в невесомости всегда тошнит, а блевотина, парящая вокруг тебя веселыми пузырьками — то еще зрелище. Поборовшись некоторое время с собственным желудком, я все-таки адаптировалась и занялась управлением. Как ни странно, без инструктора это оказалось куда проще. И почему я раньше
Из динамика донеслась ругань какого-то таксиста, но требовать дожидаться работников ГАИ он не стал: видно, страховку просрочил. Ну и ладно. Не сообщать же ему, что у меня ее вообще нет. Я выдохнула, успокаиваясь, и продолжила свой путь куда аккуратнее.
Когда я вышла из зоны активного движения, то ненадолго включила автопилот и уставилась в экран заднего вида, где сейчас во всю красу предстал мой дом родной — Ковчег номер четырнадцать. Огромная махина, выстроенная из соединенных вместе малых космических баз. Чудовищное переплетение жилых зон, заводских комплексов, развлекательных заведений, дорог, оранжерей, обслуживающих тоннелей и прочей чепухи, изящно задрапированное пластиковыми панелями, дизайнером которых я и собиралась стать. У нас был один из самых красивых и богатых ковчегов со времен Исхода. Наше правительство гордилось запасенными ресурсами, уровнем жизни и прочей завлекаловкой. Не могу сказать, что у нас плохо или хорошо. Нормально у нас, жить можно. Только не таким кретинам, как мой папаша. Если эта свистопляска с кредитом когда-нибудь закончится, я запросто поступлю в университет и буду веселиться уже в студенческой общаге.
Со вздохом я отвела взгляд от заманчивых огоньков и добавила скорость: до заброшенной станции еще лететь и лететь, да и скрыться из зоны видимости не помешает. Почти сразу миновала сигнальную сеть пограничников: на выход она работала без проблем, это на вход требуется паспорт и справка из ближайшего пункта вирусной защиты. Как обычно, уже миновав границу, спохватилась, взяла ли я с собой документы. Но паспорт, к счастью, был в кармане.
Пока автопилот делал свое дело, я успела поесть, посмотреть пару фильмов, позагорать под фильтрованными солнечными лучами и даже поспать. А проснувшись, жутко захотела в туалет. Черт. Ненавижу ходить в туалет в невесомости.
Пробравшись в хвост беркера, я для начала запустила проверку системы. Был на моей памяти уже один случай, когда туалет начал работать в обратную сторону. Не хочу играть в игру «Увернись от бомбочки». Но компьютер показал, что с санузлом все в порядке. Я спустила джинсы, пристегнула сначала ступни, потом бедра, умостившись на маленьком, жутко неудобном унитазе и с омерзением, которое нельзя передать словами, запустила систему. Насос жадно засвистел, втягивая воздух. Расслабиться при таких условиях было нереально, но природа все-таки взяла свое, и унитаз утробно захлюпал водичкой. Беее. По-быстрому приведя себя в порядок и с остервенением обтеревшись влажными салфетками, я выкарабкалась обратно в кабину и обнаружила, что едва не опоздала: автопилот уже отключил двигатели и нервно сигналил, что инерция несет нас в сторону станции, а программа стыковки не задана. Чертыхнувшись, я дала задний ход. Беркер замедлился, но начал куда-то заваливаться. Я защелкала тумблерами, перенастраивая двигатели. Наконец, на экране, заменяющем передний иллюминатор, снова показалась старая станция — аварийная даже на вид: обшарпанная, с недостающими фрагментами, выдранными неудачной стыковкой какого-то крупного корабля. Но я-то знала, что в ней есть целое крыло с полной герметизацией. Обогнув станцию слева, я запустила магнитную стыковку. Беркер прилепился к рельсам, повозился туда-сюда. Что-то дрогнуло, и машинка встала в паз. Потом еще пару секунд система устанавливала связь со станцией, и только после этого удостоила меня полноценной стыковкой. Некоторое время я размышляла: а не оставить ли беркер здесь? Зачем возиться с его погрузкой внутрь, если меня все-таки найдут, и придется быстро сматывать удочки? Впрочем, если меня действительно найдут, далеко я на этом корыте не улечу. А вот светиться черным пузом беркера на фоне бело-серебристой станции — действительно плохая идея. Так что пришлось все-таки мозолиться с погрузкой.
Зато когда я, наконец, выбралась из беркера, то почувствовала волну безграничного счастья. Очень хотелось какого-нибудь пафосного музыкального сопровождения, и я запустила финал девятой симфонии Дворжака. Эта станция была полна детскими воспоминаниями. Здесь я впервые попробовала алкоголь, здесь мы с Ромкой прятались от его родителей, здесь ребята разбирали найденного на свалке андроида, умудрились закачать в него боевую программу от одной из новомодных игрушек, а потом несколько часов прятались по всей станции, пока у монстра не закончился заряд. Короче, полный набор подросткового веселья. Конечно, в одиночестве здесь было не так весело, но вполне можно было перекантоваться некоторое время. А если мне вдруг чего-то не хватит, то неподалеку есть еще одна станция — уже не такая комфортабельная, зато такая же заброшенная.
Я отыскала себе хорошенькую неприметную каютку, перетащила в нее весь найденный запас провизии и баллонов с кислородом для системы воздухоочистки (на всякий случай) и приготовилась вкушать заслуженный отдых.
Глава 3. Театр одного тау
Адрес: Военная база «Либерти», общежитие Верхней академии, этаж 3, каюта 18. Имя: Элис. Генетическая модель: тау-1, улучшенная. Статус: возраст совершеннолетия не достигнут.
Я не спал полночи, пытаясь привести мысли в порядок. Много думал о смерти и о том, что мы оставляем после себя. И конечно, снова думал о своем жизненном выборе. Вчера вечером, умывшись и приняв успокоительное, я решил остановить это безумие, сходить, наконец, к парикмахеру, а потом к пластическому хирургу. Конечно, для операции требуются деньги, но дед же говорил, что он что-то там мне оставил: может, этого хватит. Вечером проверять я не стал, а утром мысли приняли другой оборот.
Что я буду делать, лишившись своей внешности? Наша база весьма небогата. Прожить здесь всю жизнь в статусе обычного работяги — тяжкое испытание. Моя физиология не предназначена для такого труда, такой жизнью я не смогу наслаждаться и просто умру от переутомления через несколько лет. Об этом мне говорил Рихард, это же доказывал консультант-психолог в генетик-центре, где я появился на свет и куда время от времени ходил на регулярные тестирования.
Кроме того, у меня совершенно нет друзей. Вряд ли, когда я изуродую свое лицо, бывшие воздыхатели воспылают желанием стать моими приятелями. Скорее наоборот: начнут относиться с презрением и издеваться. Долго я такого не выдержу. Как бы мне ни хотелось верить в устойчивость моей психики, но кошмар наяву меня однозначно доконает, и никакая мужская гордость мне не поможет. Представляю, насколько жалким будет зрелище, если однажды я сломаюсь и напрошусь в любовники к одному из более успешных коллег: испорченный, сломанный тау, далекий отголосок собственного прошлого. Если мне все-таки суждено стать чьей-то подстилкой, то я предпочел бы, чтобы за это весь наш маленький мир был у моих ног и униженно просил меня обратить на себя хотя бы взгляд.
Нет. Отвратительная мысль. Пойду умоюсь и вытряхну все это из головы.
Звонок в дверь отвлек меня от утреннего моциона. Я посмотрел на экран: за дверью был Ян. В душе проснулись сначала злость и обида, а потом потребность в общении, не желающая мириться с тотальным одиночеством. По некотором размышлении я открыл дверь.
— Вот, — сказал Ян и протянул мне какую-то маленькую коробочку — кажется, старинный носитель информации, что все еще в ходу на Ковчегах. — Хотел извиниться.
— Что это? — спросил я, так и не решив, хочу ли принять Яна обратно в свой мир или нет.
— Эмм… Ну, в общем, — Ян покраснел. — Я понимаю, что вчера повел себя как последний извращенец. Прости, но ты же и сам знаешь, как ты действуешь на людей, а я… Я обычный человек, понимаешь? Не буду врать, когда я слишком близко к тебе, то не могу думать ни о чем, кроме твоего тела. И… и да, иногда я мечтаю о тебе. Я скрывал это много лет, и мне ужасно стыдно… и что сорвался, и что вообще думаю о таком. Но я все равно твой друг! Если ты можешь, прости меня, Элис. Я больше никогда не позволю себе ничего подобного. Я долго искал, что бы такое тебе подарить в знак извинения, чтобы это было достаточно ценно и чтобы у тебя такого еще не было. И решил… в общем, это наверное, довольно глупо… Нет, это совершенно точно была самая дурацкая идея за всю мою жизнь, но… В общем, там контрабандная порнуха.