Комплекс прошлого
Шрифт:
– Тварь, – прошипела она, шепелявя все еще распухшим языком.
– Ха! – смеюсь я нервно. – Ха-ха-ха!
У моих ног падает кровавая слюна – ее плевок почти достиг цели. Убедившись в этом, они уносятся прочь.
Что ж, так оно и есть. Четырнадцать лет прошло, и ничего не изменилось. Она горожанка. Я Божественная.
– Боже мой, – говорит мой муж. – Зефина, кто это был?
Уперевшись руками в бедра, он смотрит на дорогу, по которой уехала «Мазда».
– Это была какая-то шутка, боже мой?
– Забудь, – униженно отвечаю я. – Поехали.
Я легонько подталкиваю его к машине на
– Но я не понимаю, ты знаешь ее?
– Нет, вовсе нет.
Я провожу рукой по его бедру, вынимая ключи из его кармана.
Быстро открыв машину, я сажусь за руль. Юрген опускается рядом на пассажирское сидение, качая головой.
4
Банши – образ в ирландской и шотландской мифологии, фея с длинными белыми волосами, чей крик или плач предвещает скорую смерть. Иногда используется в значении «женщина, которая ведет себя неподобающе, слишком резко высказывается, громко и некультурно говорит».
– Значит, она из твоей школы, давняя подруга?
Я завожу машину.
– У меня нет школьных друзей.
Он хмурится, как будто впервые узнал об этом.
– Нет? Почему нет?
Конечно, у меня есть друзья, но самые старые и самые преданные из них те, с которыми я познакомилась в университете или после его окончания, когда у меня появилась возможность выбирать самостоятельно. Плюс друзья моего мужа, но почему-то именно мужчины, а не их жены, например. Благодаря своей исключительной любезности, добродушным голубым глазам австрийца и очевидному очарованию Юрген всегда был более социальным человеком, чем я. Но в то же время он всегда рад возможности провести вечер дома, поработать в своей студии или позаниматься велосипедами. Иногда мы ходим на открытие выставок или проводим что-то вроде экскурсий для гостей города, в котором находимся, или встречаемся с моим старым редактором на бранче. Я могу по пальцам сосчитать почти всех своих друзей. Но ни один из них не является Божественным.
– Не знаю, – говорю я ему, пожимая плечами, и поворачиваю ключ в замке зажигания. – Просто нет.
В Йоркшире мы останавливаемся на ночь в отеле типа «постель и завтрак» и утром с трудом встаем с кровати с балдахином. Мы переодеваемся, не теряя времени на душ, чтобы успеть на завтрак, и врываемся в столовую за мгновение до окончания обслуживания. Хозяйка, суровая женщина с надменным видом, напоминающая мою бывшую домовладелицу, стоит, уперев руки в бедра, и хмуро смотрит на часы. Мы застенчиво садимся на свои места, стараясь не смеяться. На другом конце комнаты две женщины, одетые в шорты и прогулочные ботинки, изредка отрывают взгляд от карты города. Мужчина средних лет намазывает маслом тост для своей матери. Рядом с нами – пожилая пара, они улыбаются и поднимают бокалы с апельсиновым соком.
– Поздравляю, – говорит женщина, наклоняясь и похлопывая Юргена по руке.
– Это так очевидно?
Мужчина и женщина понимающе улыбаются друг другу.
Футболка Юргена вывернута наизнанку, волосы растрепаны. Когда мы соприкасаемся друг с другом под столом, я чувствую запах между своих бедер, кисло-мускусный, как перезрелые фрукты. Я съеживаюсь, думая о нашей комнате на чердаке, о тонких, как бумага, стенах, скрипящем каркасе кровати, и утыкаюсь головой в плечо Юргена. Хозяйка ставит перед нами чайник на стол.
Юрген спрашивает у пары, как долго они женаты.
– Вечность, – протягивает старик.
Женщина машет в его сторону салфеткой.
– Пятьдесят четыре года в сентябре, – говорит она.
Я чувствую пальцы Юргена, когда они переплетаются с моими, чувствую, как его обручальное кольцо царапает мои суставы, когда он сжимает их, заставляя меня вздрогнуть.
– Дадите совет? – спрашивает Юрген.
Они берут со стола ключ от номера, газету и очки. Муж встает и отодвигает стул жены, чтобы она могла подняться.
– Будьте добры друг к другу, – говорит жена, и они улыбаются нам.
– Удачи.
Когда мы выезжаем из отеля, Юрген останавливается перед хозяйкой и целует меня, его рука скользит по линии моих брюк, а затем мы берем машину и снова отправляемся в путь. Я начинаю думать, что неприятный инцидент в Сент-Джонсе забыт, что та ужасная сцена осталась позади. Как вдруг неожиданно…
– Нет школьных друзей, – говорит Юрген, скользя рукой вверх-вниз по моему бедру, когда я выезжаю на автостраду. – Это интересно, знаешь?
Я вижу, что мужа это озадачивает, и уже жалею, что упомянула что-то о Божественных. Он не может оставить эту мысль в покое. Юрген постукивает пальцем по стеклу, пока мы пересекаем границу с Шотландией, и задумчиво разглядывает нетронутую природу, зеленые поля с желтыми вставками масличного рапса, тупики, склады и придорожные кафе, грузовики с едой, припаркованные на остановках для отдыха. У нас впереди еще четыре часа езды до острова Скай, не говоря уже о пароме.
– Ни одного? – уточняет он неожиданно настойчиво.
– Нет.
– Как так?
Все четверо его лучших друзей родом из той же деревни в Зальцбурге, где он вырос. Андреас, Ханси, Томас Б., Томас Ф. Двое из них были крещены вместе, они ходили в одну школу, выкуривали свою первую сигарету в сарае Ханси, воровали шнапс у бабушек и дедушек, гонялись за первыми подружками в ночь Крампуса, маскируясь и рыча, они притворялись рождественскими дьяволами и похлестывали по щиколоткам своих возлюбленных кожаными плетками, угрожая унести их в подземный мир. Вместе, впятером, они проливали кровь, охотились, пьяные плакали на свадьбах друг друга, даже шатались по танцполу, как медведи, тоже вместе. Они – его семья, они даже ближе, чем его настоящие братья (один старший, другой младший, и мне каждый раз приходится напоминать Юргену поздравить их с днем рождения). Он предан им до мозга костей и готов на все ради них, начиная прыжком с самолета, заканчивая займом крупной суммы денег без всякой надежды на возврат (это меня особенно раздражает).
– Над тобой издевались? – продолжает пытать меня Юрген, когда мы останавливаемся, чтобы заправиться бензином.
– Нет. Я так не думаю.
– Тогда что, ты была непопулярна? – Он тычет в меня пальцем. – Eine Streberin. Как вы там говорите, «ботаничка»?
– Нет.
Я сжимаю ручку помпы так, что мои суставы бледнеют.
– Так, значит, ты любила школу?
– Кто вообще любит школу? Там было нормально, – рявкаю я, сразу сожалея о своем тоне. – То есть я не помню. Мы можем не говорить об этом?