Комсомолец 2
Шрифт:
— Ну а потом-то что было? — спросила Оля Фролович.
— Потом появились милиционеры, — ответил я. — Спасли меня и арестовали преступника. Моя милиция меня бережёт.
Развёл руками.
— Вот, собственно, и всё.
В день моего награждения Света Пимочкина сказала, что я обязан «вставить благодарственное письмо в рамочку» и повесить его на стену над кроватью — «чтобы все видели». В ответ на мои попытки уклониться от её требования заявила, что «сама всё сделает». И действительно: вечером она пришла в третий
Вернулись парни ночью — я спал.
Утром они пересказали мне уже облетевшую город новость: в парке около Нижних прудов нашли мёртвую женщину.
— Опять… как тогда… — сказал Слава Аверин.
Женщину, по его словам, убили ударом по голове. А рядом с ней в кустах нашли и орудие преступления — «обыкновенный» молоток.
«Вот и второе убийство, — подумал я, почувствовав укол совести, словно мог, но не захотел предотвратить смерть женщины. — Следующая на очереди — Света Пимочкина».
Ночью с восемнадцатого на девятнадцатое декабря выпал первый снег. Падали не редкие снежинки — случился настоящий снегопад. Природа словно напомнила мне: снега этой зимой будет необычайно много, а до двадцать пятого января осталось чуть больше месяца.
Глава 25
Зачётная неделя прошла именно так, как я и ожидал. В моей зачётке появились первые записи. Проблема возникла только на высшей математике: звали её Попеленский Виктор Феликсович, или просто Феликс. Козлобородый доцент торжественно объявил, что мне нечего делать в горном институте; что для такого «бэздаря», как я, самое место в училище, а лучше — в рядах советской армии. Феликс сказал, что мне не следует и пытаться сдать зимнюю сессию. А раз уж я возомнил себя «героем и борцом с преступностью», то он благословляет меня на учёбу в школе милиции — я ему ещё «спасибо» за это скажу.
— Не расстраивайся, Санёк, — сказал Аверин. — Не захотел Феликс по-хорошему… — всё равно поставит.
В пятницу двадцать четвёртого декабря, поздно вечером, Пашка и Слава собирались в очередной рейд по заснеженному городу — распугивать хулиганов. Хотя по моим прикидкам парни сегодня должны были отдыхать. Но Аверин и Могильный не разъехались по домам — задержались в общежитии. И даже не пошли в первый корпус, как обычно (девчонки, похоже, их там не ждали). В ответ на мои вопросы парни загадочно улыбались. Вместо того чтобы спешить к родителям, стрескали две трети приготовленного мной ужина. Поглядывали на часы, будто чего-то дожидались. Ровно в двадцать три часа Паша и Слава кивнули друг другу, достали из карманов красные повязки.
— Эээ… одевайся, Санёк, — сказал староста. — Сегодня пойдёшь с нами.
— Зачем? — спросил я.
Отложил в сторону почти заученную наизусть книгу Николая Островского — всю прочую художественную литературу вернул перед экзаменами в библиотеку, чтобы уберечь себя от соблазна предпочесть развлекательное чтиво учебникам и конспектам.
— Зачёт по вышке получать будешь, — ответил Аверин. — Я же обещал, что поможем тебе. Пришло время. Так что обязательно прихвати зачётку.
— Зачёт? Ночью?
— Ночью, ночью, — сказал Паша. — Самое время для такого важного дела. Нет, посмотрите на него: он ещё с нами спорит!
— Не спорю, — заверил я. — Одеваюсь. Надо, так надо.
Наряжались дружинники в этот раз, словно отправлялись на свидание. Отутюжили брюки, надели пиджаки и галстуки. Могильный даже брызнул на себя одеколоном и уложил расчёской рыжие волосы (соорудил ровный белый пробор… поверх которого нахлобучил шапку). Я заподозрил, глядя на их начищенные ботинки, что парни меня разыгрывали, обманом завлекали на предновогоднюю вечеринку. Но спорить не стал. Потому что вопрос с Феликсом действительно нужно было решать, чтобы получить допуск к экзаменам. Выбирать наряд мне не приходилось — собрался быстро. Вздохнул: предчувствовал, что завтра во время занятий на военной кафедре буду зевать и тереть глаза. Подумал: «Переживу. Не в первый раз».
Под ногами хрустел снег. Во дворах домов, что соседствовали с общежитиями, всего за несколько дней скопились сугробы — глубиной едва ли не мне по колено. То здесь, то там свет фонарей выхватывал из темноты мрачные фигуры снеговиков, явно слепленных студентами, а не школьниками: соорудить подобных гигантов пионерам было бы не по силам. Я шёл следом за соседями по комнате — не спрашивал, куда они меня вели. Но те явно были не в поиске: шагали уверенно и целенаправленно (не озирались по сторонам в надежде заприметить нарушителей общественного порядка, словно вовсе не для этого нацепили красные повязки и значки с надписью «дружина»).
Заподозрил бы, что парни вели меня к магазинам, если бы мы шли этим маршрутом в иное время. Но в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в Зареченске советские люди не подозревали о том, что магазины могут работать круглосуточно. Ближайшие к общежитиям горного института продуктовые работали до девятнадцати часов. Существовали и дежурные магазины — в тех персонал трудился до полуночи (Паша и Слава водили туда девчонок пить молочные коктейли). Но единственный, о котором я знал, находился не в той стороне, куда мы направлялись, а в противоположной, в двух автобусных остановках от института.
И всё же парни уверенно вышагивали к вмещавшему в себе множество магазинчиков (с отдельными входами) зданию. Или к скверу, что располагался неподалёку от него. Свозь тонкую снежную завесу я разглядывал тёмные надписи: «Гастроном», «Булочная», «Вино-Табак», «Культтовары», «Кожгалантерея», «Детский мир». Поднял воротник пальто, чтобы уберечь шею от встреч со снежинками. Староста остановился — я едва не клюнул носом в его спину. Могильный сделал ещё два шага в направлении присыпанных снегом лавочек и тоже замер. Одёрнул рукав, повернул циферблат наручных часов к фонарю.
— Половина двенадцатого, — сказал он. — Придётся подождать.
— Схожу, разведаю обстановку, — сказал Аверин.
Паша покачал головой.
— Вместе пойдём, — сказал он. — Зря, что ли, я наряжался? Посмотрим, кто там сегодня поёт. Может, послушаем. Двадцать минут у нас точно есть.
— А Усик?
Пашка придирчиво осмотрел мой наряд.
На его лице я прочёл оценку моей внешности — не слишком высокую.
— С нами пойдёт, — сказал он. — Не бросать же его тут одного.