Комсомолец
Шрифт:
Мы с соседями по комнате бродили по местному рынку уже через час после того памятного утреннего распития кофейного напитка. Затаривались всевозможными тараканьими ловушками, чудодейственными мелками и дихлофосом. Первым делом мы забрызгали комнату аэрозолем — маленькую, по сути комнатушку… И наблюдали, как полчища усатых существ высыпали из своих укрытий и устремились к потолку. Потом — как насекомые падали на пол, подобно каплям дождя. Вечером мы выметали горы тараканьих тел из своего жилища.
Но то были послеперестроичные насекомые — почти капиталистические. Советские усачи на глаза мне не показались — я понадеялся, что
В шкафу нашёл потертое, слегка поеденное молью и пропахшее нафталином пальто. Похоже: моё (сомневаюсь, что Пашка или Славка привезли сюда из дома зимние вещи). Сразу подумал о том, что когда его одену, жалость Светы Пимочкиной ко мне возрастёт многократно. Мне и самому стало жаль Усика: парню, похоже, не раз приходилось показываться в этом наряде на людях. Мелькнула мысль поискать на пальто дату изготовления (до или после Второй мировой?). Но побрезговал к нему прикасаться.
— Зимой мне ходить пока не в чем, — пробормотал я.
Заглянул в свою тумбочку. Нашёл там брусок мыла, маленькую пиалу, помазок, небольшое зеркальце, здоровенный бритвенный станок и пачку лезвий «Нева». Потрогал свой поросший мягким пухом подбородок. Отметил, что до завтрашнего похода в институт не помешало бы привести свою физиономию в подобающий будущему отличнику вид. Преподавателям нравятся гладко выбритые подбородки — безобразную бороду они простили бы только Аристотелю… теперь, наверное, ещё и Карлу Марксу.
Вернулся к кровати. Вытащил из-под неё чемодан — тот оказался не только антикварным, но и на удивление тяжёлым: словно набит золотыми слитками. «Надеюсь, Комсомолец не сделал из него взрывное устройство, — промелькнула мысль. — Подорваться в первые же дни новой жизни на собственной бомбе было бы глупо и печально». Больше под койкой ничего (кроме похожей на куски войлока пыли) не обнаружил — даже сумку с проросшей картошкой или с подгнившими яблоками.
Осмотрел чемодан снаружи — ничего примечательного, кроме бумаги с моим новым именем и фамилией, не заметил. Не услышал и тиканья часов (если у бомбы и был часовой механизм, то работал он беззвучно). Усмехнулся, представив, как глупо выглядел со стороны: замер, прижавшись к чемодану ухом, будто надеялся различить внутри него «тот самый» «Голос Америки». Смахнул рукой пыль, открыл покрытые налётом ржавчины металлические запоры — без применения ключа и прочих хитростей. Приподнял крышку.
И сразу же понял, что не ошибался на счёт тех жуткого вида брюк, в которых ездил в колхоз: не считая треников с вытянутыми коленками, они у меня были единственными. Зато у меня имелось много книг… по математике. Я принялся выкладывать «библиотеку» Комсомольца на кровать, рассеяно разглядывая пожелтевшие обложки. «Сборник задач по элементарной математике», «Теория чисел», «Абсолютная величина»… Подумал: «Он их читал? Или спёр и надеялся продать? Лучше б на новые штаны обменял».
Помимо книг я обнаружил в чемодане скудный набор одежды, в котором выделялись серые шерстяные носки и полосатый свитер, размерами похожий на наволочку для подушки. И жестяную коробку из-под конфет или печенья (надписи почти стёрлись). Поставил коробку на кровать — приоткрыл крышку. И тут же радостно вскинул брови: увидел синеватую пятирублёвую купюру. Но радовался недолго. Пять рублей и семьдесят пять копеек — вот и все золотовалютные запасы, что передал мне по наследству Комсомолец.
Бегло просмотрел документы, обрывки записок. Заглянул в новенький паспорт с зелёной обложкой, из которого узнал отчество Усика (Иванович), социальный статус (учащийся). Взглянул на свою подпись — парень сильно не заморачивался: просто писал фамилию. Нашёл в жестяной коробке конфетные фантики, этикетку от бутылки, пару поздравительных открыток. А ещё: несколько камней, содержащих вкрапления кварца, и небольшой сросток кристаллов пирита. Шесть разнокалиберных пуговиц, иголку, две катушки с нитками.
Бельё решил из чемодана не достал. Уже понимал, что надписей «Calvin Klein» на труселях не увижу. А вот травмировать свою психику видом следов неумелой штопки пока не решился. Подумал: «Это мне наказание за любовь к фирменным шмоткам в прошлой жизни. Теперь никаких «Hugo» и «Boss». До стипендии буду мечтать не о дорогой, а о целой одежде». Надавил рукой на стопку маек и трусов — проверил, не спрятал ли Комсомолец в ней что-то интересное. И не прогадал. Выудил из-под белья самодельный свинцовый кастет.
— Это уже интересно, — пробормотал я.
Взвесил свинчатку в руке. Подобные игрушки я и рассчитывал обнаружить в вещах будущего террориста. А не блестящие камушки и фантики от конфет.
— Хорошая вещица. Пригодится.
Бросил кастет на покрывало.
Окинул взглядом разложенные на кровати богатства, почесал затылок. Не возлагал на содержимое чемодана больших надеж в плане обогащения. И мои ожидания оправдались: вступал я в новую жизнь почти как тот младенец — голым и босым. Но студентом первого курса Зареченского горного института — это значило, что доставшийся мне от Комсомольца минимальный набор одежды предстояло беречь. На занятия в костюме Адама ходить не получится. Так что нравились мне мои наряды или нет — не имело значения.
Посетил душ на первом этаже. Помнил: девочки направо, мальчики — налево (хотя… откуда здесь, в шестьдесят девятом, девочки в мужском корпусе?). Пришёл к выводу, что за двадцать лет общежитие почти не изменится. А те изменения, что всё же произойдут, будут не в лучшую сторону. Это уже в двухтысячных годах здесь сделают грандиозный ремонт, оставив на прежних местах только несущие конструкции. До девяностых же годов соизволят лишь постелить на этажах линолеум, да перекрасить стены. Душевых кабинок изменения не коснутся. Разве что… сливы станут чаще засоряться (я хорошо помнил, как приходилось мыться, стоя по щиколотки в грязной воде).
Отсутствие обычных пластмассовых тапочек стало для меня неприятностью: по своей прошлой студенческой жизни помнил, что принимать душ босым — не лучшая идея. Но в шестьдесят девятом, похоже, высокая вероятность подцепить всевозможные грибки никого не пугала. Студенты шлёпали по душевой босыми ногами — думать не думали о грозившей им опасности. Я печально вздохнул… и тоже нехотя сбросил свои тапки со стоптанными задниками (буду надеяться, что злые грибковые болячки придут в Советский Союз не раньше начала той самой перестройки).