Комсомольский патруль
Шрифт:
— Встать сможешь? — так же тихо спросил Митя.
— Придется.
— Ну, тогда вставай и Болтовым прикрывайся, я тебе его на плечи подам. Если хотят, пусть в своих бьют.
Как бы в ответ на эти слова Болтов перестал хрипеть, еще раз дернулся и затих.
— Понесли, — решительно скомандовал Калмыков, — помрет еще у нас на руках.
Выстрелов больше не было.
Минут через десять комсомольцы встретили на шоссе двух рабочих. Те сбегали за милиционером.
— Мокрая ночь сегодня, — сказал через полчаса сотрудник уголовного розыска, смотря на руку Сергеева, — крови сколько! В машине-то полкузова натекло от свиней. А этот ваш Болтов мертв, зря тащили.
...Под утро директор свиносовхоза «Красный партизан» Прокопий Иванович Чиженюк зажег в комнате свет и разбудил дочку.
— Люся, — растерянно сказал он, держась за сердце и с усилием глотая воздух, — проснись! Какие-то люди племенных свиней порезали, которых мы на выставку готовили... В Москву... Годы труда... и сторожа вот... зачем же они?..
Внезапно побагровев, Прокопий Иванович рухнул на пол. Потрогав зачем-то дрожащими пальцами губы, Люся закричала и в одной рубашке выбежала на крыльцо.
— Сторож умер от отравления опиумом, — дал через день заключение судебный врач, анатомировавший Сидорова. — Курил папиросы с опиумом, — пояснил он, — так называемый «план». Страшно вредная штука. На посту курил — двадцать один окурок нашли. Двадцать один удар по организму. Сердце не выдержало. Интересно, где он их достал?
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ЖЕНЕЧКИ ВОЛКОВА
«Радиотехник Евгений Александрович Волков — хороший, добросовестный работник, технически грамотен, политически развит, морально устойчив. Пользовался заслуженным авторитетом у сослуживцев».
Такую характеристику предъявил год назад молодой человек среднего роста, с тоненькими черными усиками и еле заметной хромотой левой ноги начальнику отдела кадров одной из проектных организаций.
— А чертить умеете? — спросил начальник, с удовлетворением прочитав характеристику. — Учить не придется?
— Что вы, — молодой человек еле заметно улыбнулся. — Я ведь техник-конструктор. Конечно, умею.
Начальник, кивнув головой, передал характеристику инспектору по кадрам.
— В пятый отдел, — распорядился он, — к Трубецкому.
Так Женечка Волков начал свою жизнь на новой работе. Потянулись дни, месяцы. Ничего плохого о нем сослуживцы сказать не могли. Трудолюбив, в меру настойчив, звезд с неба не хватает, но исполнителен, вежлив. «Да и не обязательно всем звезды с неба хватать, — шутили сослуживцы, упоминая о Женечке, — иначе скоро звезд не останется».
Встречали его несколько раз на Невском в обществе каких-то развязных молодых людей и девушек. Одет он был тогда, правда, весьма крикливо, но ведь это не на службе. Зарабатывает человек хорошо, живет один с матерью-старушкой. Его дело — пусть одевается как хочет и дружит с кем хочет.
В пятом отделе, где работал Волков, народ был сплошь пожилой. Самому молодому — сорок пять лет. Поэтому и держался Волков от коллектива немного в стороне, но не слишком. Однажды даже написал в стенную газету две заметки: одну — о трудовой дисциплине, другую — в связи с Международным женским днем. Несмотря на то, что обе заметки состояли в основном из газетных цитат, надерганных как попало, начальник отдела Трубецкой остался доволен.
— Погодите, мы из него еще активиста сделаем, — пообещал он профоргу. — Пооботрется парень.
— Что ж, «нашему бы теляти да волка з’исты», — ответил профорг. — Ваша заслуга будет. А по-моему, из таких активистов не получается. Серая личность!
Ежедневно ровно в шесть часов вечера «серая личность» складывала в письменный стол бумаги, сдавала начальнику чертежи, открепляла чертежную доску и, как все сотрудники, отправлялась домой.
С этой-то минуты и начиналась вторая жизнь Женечки Волкова, в которой никто не смел бы его назвать «серой личностью». В этой жизни у него чаще всего вообще не было имени, а существовала кличка, по странной игре судьбы тождественная его фамилии, — Волк, Волчишка, Хромой волк. Кличка эта полностью определяла сущность его второй и «настоящей» жизни. Имелись, правда, у него еще два прозвища: одно из них знали лишь два человека в городе, а второе — и того меньше: только он сам.
«Сладенький» — так его называла лишь мать, сухонькая, приветливая, хлопотливая старушка.
Уже больше восьми лет никто его не называл «Агент Кат». «Кат» был списан фашистской разведкой в 1944 году как убитый случайным попаданием немецкой бомбы.
...Двадцать второе июня 1941 года шестнадцатилетний Евгений Волков встретил в Западной Украине на маленькой пограничной заставе. Его дядя, командир заставы, не любил племянника. Вытребовал он его к себе только после многочисленных слезных писем матери Евгения — жены покойного брата.
«Помоги, — писала она, — ради светлой памяти мужа моего и твоего брата, помоги! Евгений совсем отбился, от рук. У него и мысли появляются какие-то страшные, говорит — надо убить всех, кроме русских, тогда и бояться некого будет. Это он от радио так. Передач по радио наслушался иностранных. Тайно он слушает эти передачи на русском языке. Сам радио смастерил. Вразуми ты его, один он у нас в роду остался».
Вразумлять племянника командиру заставы не пришлось. В первом же бою он погиб, защищая Родину, а Евгений Волков оказался в плену. Но перед этим ему удалось сделать такой ловкий ход, который помог ему впоследствии обмануть даже прожженную разведку рейхсвера. Незадолго до того часа, когда фашистские ударные части перешли государственную границу Советского Союза, командир заставы, словно предчувствуя недоброе, а может быть, даже получив кое-какие сведения, отослал племянника на машине в город. Вместе с Евгением туда отправили и его одногодка Юрия Топоркова — сына комиссара заставы. До города они так и не доехали. Бомба с немецкого самолета прямым попаданием разбила машину. Юрия и шофера убило наповал, а Волкова взрывной волной отбросило метра на два от машины и оглушило.
Придя в себя, Евгений, шатаясь, подошел к перекореженной машине, увидел лежавший рядом труп Юрия. Скорее машинально, чем сознательно, Волков вытащил у него из бокового кармана паспорт и комсомольский билет и, плача от испуга и жалости к себе, побрел обратно на заставу.
Здесь его и схватили солдаты зондер-команды немецкой группы прорыва. Они могли убить Евгения, но не убили лишь потому, что это был первый комсомолец, попавший в их руки. У него в кармане лежал комсомольский билет Топоркова. Свои же собственные документы он перед отъездом в город спрятал в привязанный к талии черный шелковый мешочек, который ему сшила мать, отправляя в далекий путь на заставу.