Конан и амулет небесного народа
Шрифт:
– Не знаю, кто ты: стигийский подсыл, ловко разыгравший перед нами свой гнусный фарс, или тот самый Лев-Амра, кровавый вожак черных корсаров, или же просто подлый мошенник, задумавший заговор против нас. Вот только королем Аквилонским ты, самозванец, никак не можешь быть! Ибо король Аквилонский Конан, мой царственный брат, да продлит Пресветлый Митра его дни, пребывает в добром здравии и шлет мне из Тарантии богатые дары с приветственным письмом в придачу! Вот оно, полюбуйся!
Глаза Конана полезли на лоб, когда в пухлых руках Мило он увидел лист красного пергамента, исписанный его, Конана, размашистым почерком и скрепленный его, Конана, собственной королевской печатью! А в следующий миг на его,
Когда он пришел в себя, парадного капитанского костюма на нем уже не было. Облачен он был в грубую полосатую холщовую рубаху, а запястья и щиколотки его стягивали тяжелые кандалы. Рот его был заткнут кляпом, на голове красовался позорный колпак преступника, пойманного с поличным. Никакого оружия при нем, естественно, не было. Но, самое страшное, пока он был без сознания, с него сняли бесценный черный перстень. Где теперь Светоч Истины, добытый с таким трудом?! Конан этого не мог знать. Он яростно замычал, пытаясь вытолкнуть кляп, – тщетно…
– А, вот ты и очухался, грязный негодяй, – услыхал он чей-то презрительный голос.
Конан огляделся; глаза ему не завязали. Зал Ратуши он узнал сразу. Королевский суд Мессантии заседал здесь только по особым случаям. По-видимому, те, кто собрал его теперь, считали случай с Конаном воистину особым. Длинные скамьи были заполнены народом. На возвышении, за трибуной, сидел судья, чуть ниже располагались места для писцов, защиты и обвинения. Однако кроме судьи, здесь были только два писца. Это означало, что суд закончен, и Конана привели в чувство только для того, чтобы огласить ему приговор.
– …Итак, – говорил судья, – мы выслушали стороны обвинения и защиты, заслушали показания свидетелей. Достопочтенные граждане Маурицио и Антионе, члены Купеческой Гильдии Аргоса, опознали в подсудимом печально знаменитого в прошлом вора, пирата и разбойника Конана, известного под именем Амра, что на языке чернокожих корсаров значит Лев. Означенный Конан со своей бандой грабил и топил корабли добропорядочных аргосцев, а людей безжалостно пытал и убивал. Имеются неопровержимые свидетельства того, что подсудимый нападал также на наши города и деревни, где творил многочисленные бесчинства и злодеяния…
– Смерть! Смерть ему! Смерть Амре! – раздались возмущенные крики из зала. Судья ударом молотка призвал публику к тишине и продолжал:
– У нас имеются также показания капитана Альфицио с галеона "Быстрый Сокол". По свидетельству достойного капитана, подсудимый обманом проник на посольский галеон, вероломно убил посла, почтенного графа Олтарио, а самому капитану Альфицио, вступившемуся за честь нашей державы, отрубил руку, – зал разразился гневными возгласами. – Затем подсудимый, отстранив законного капитана, захватил управление кораблем. Дальнейшие действия подсудимого показали, что он не просто ловкий, бесчестный авантюрист и гнусный убийца, но и коварный колдун, – вздохи ужаса и изумления в зале. – Капитан Альфицио задает суду закономерный вопрос: как иначе, если не посредством колдовства, один человек может одолеть пять вражеских галер с экипажами хорошо вооруженных воинов?! Факты подтверждают, что означенный Конан разыграл в море близ Кеми хорошо продуманное представление, чтобы войти в доверие к команде "Быстрого Сокола". Когда же это ему удалось, черный фрегат стигийцев, преследовавший наш галеон, повернул обратно в Кеми. По мнению суда, сие неопровержимо доказывает, что подсудимый состоял в сговоре со стигийцами. Силы в Стигии, выступающие против мира между нашими странами, подослали его, чтобы он убил нашего доброго короля Мило!
Зал взорвался такими воплями негодования, что судье пришлось изрядно потрудиться,
– …В довершение ко всему, – продолжал судья, когда публика наконец успокоилась, – подсудимый имел наглость явиться во дворец нашего владыки и назваться королем дружественной нам Аквилонии. Между тем истинный король Аквилонии, который по странному совпадению также именуется Конан, жив и сейчас находится в Тарантии; тому представлены неопровержимые доказательства. Суду ясно, что в злодейский замысел самозванца входило не только убийство нашего короля, но и провоцирование большой войны Аргоса с Аквилонией!…
– …Итак, по мнению суда, обвинению удалось полностью доказать вину подсудимого. Признав неопровержимость представленных суду улик и свидетельских показаний, защита также согласилась с выводами обвинения. А они таковы: подсудимый Конан являет в своем лице известного бандита Амру, стигийского колдуна, подосланного для убийства нашего короля, и подлого авантюриста-самозванца, намеревавшегося спровоцировать войну Аргоса с могущественной Аквилонией!… Согласно нашим законам, перед вынесением приговора подсудимый имеет право на последнее слово. Однако, учитывая, что подсудимый владеет колдовским искусством и под предлогом произнесения речи в свою защиту может воспользоваться нечистой магией, суд, испросив на то изволение нашего доброго короля, постановил лишить подсудимого последнего слова…
– Правильно! Негодяй не заслуживает милости! Смерть ему!!!
– …Каждое из доказанных преступлений подсудимого заслуживает смертной казни, – говорил судья. – Согласно нашим законам, бандит и головорез Амра подлежит повешению. Авантюрист и самозванец, замысливший цареубийство, должен быть казнен посредством отсечения головы. А колдуна, уличенного в нечестивой магии, полагается подвергнуть публичному сожжению… Однако юридическая практика Аргоса не содержит прецедента, когда бы в одном лице мы имели преступника, заслужившего три разных вида казни. Поэтому королевский суд Мессантии, приговорив означенного Конана к смерти, покорнейше просит Его Величество короля Мило самого выбрать вид наказания. Суд закончен!… Стража, препроводите осужденного в камеру!
Трижды стукнув молоточком по столу, судья поднялся со своего места. А дюжие стражники подхватили закованного в кандалы киммерийца и потащили его в тюремный подвал Ратуши. Ему вдогонку неслись вопли и проклятия беснующейся толпы. Законопослушные аргосцы выражали так свое полное удовлетворение справедливым приговором матерому преступнику.
В камере было темно и сыро. Бледный лунный свет струился сквозь небольшое окно в потолке, забранное частой решеткой. Узник не метался в цепях, не извивался, пытаясь освободиться, не стонал, даже не пробовал вытолкнуть кляп изо рта. Однако было бы величайшей ошибкой объяснять его поведение покорностью злой судьбе. О, этот сильный человек просто не умел покоряться! Вот и теперь он, не расходуя силы в бесплодных попытках освободиться, занимался единственно тем, что могло принести ему спасение: он ждал. Ждал и думал, как выбраться из передряги, в которую его завела собственная глупость.
Конан не психовал, не ругал последними словами весь белый свет, не проклинал короля Мило и его подручных. Виноват он сам. Его мозгов хватило, чтобы разгадать многие головоломки последних событий. Он был уверен: все или почти все разгадано им правильно. Однако то ли варвар переутомился в своих мыслительных упражнениях на борту "Быстрого Сокола", то ли просто увлекся, но, так или иначе, он проглядел элементарнейшую ловушку – и, как обязательно бывает в таких случаях, немедля угодил в нее!