Конан и Два талисмана

Харрис Ник

Охранник замолчал, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну! Говори! — нетерпеливо бросил Конан.

Негр опустил голову и продолжал:

— Она не любила нашего господина… изменяла ему… Почти каждый из нас… — Главный телохранитель смущенно закряхтел.

— Вот как? — насмешливо проговорил Эскиламп — А часто они ругались из-за этого?

— Бывало… Но хозяин ее боялся. Очень уж она была… как бы это сказать… бешеная, что ли… И в любви — тоже.

— Если вы стояли вокруг шатра — как же она сумела убежать? — Конан был мрачен и подозрителен.

Рассказы

о распутстве Итилии оставляли неприятный осадок. С некоторым удивлением он обнаружил, что эта странная женщина до сих пор ему не безразлична.

— Я не знаю, куда она делась! Должно быть, выскользнула, когда мы отбивались от волков! — четко ответил начальник охраны.

Чувствовалось, что этот вопрос телохранителями уже обсуждался.

— Ты ведь сам не веришь в то, что говоришь, — вкрадчиво начал Эскиламп. — Я колдун и могу заставить тебя сказать правду! Подумай об этом.

Негр тяжко вздохнул и, помедлив, промолвил:

— Исчез один из наших… Лучший воин. Я думаю, они…

— Ясно! — Конан кивнул, жестом отпустил охранника и, отвернувшись, задумался.

Хепат подошел к нему и потянул за палец.

— Я думаю, у нее были причины убить купца. Вспомни, как Гассан служил кровавому богу Мбомбо, лик которого проступал на потолке! Скольких рабов он принес в жертву!.. Возможно, он и сейчас… — Гном с надеждой глянул на Эскилампа.

— Да, — кивнул колдун, — вполне возможно, что на нашего друга оказал пагубное воздействие другой наш приятель — тот, чей талисман мы собираемся уничтожить.

— Вот видишь, Конан! — радостно воскликнул гном. — Она ни в чем не виновата! Она вынуждена была!

— Да что ты меня утешаешь?! — рявкнул Конан.

И, глянув в грустные глаза друга, уже мягче продолжал:

— Возможно, и вынуждена… А, возможно… Ты ведь знаешь, кем она была раньше… Убийцей на службе у… — киммериец посмотрел на Эскилампа. — У Актиона, наставника нашего колдуна! Может, она вспомнила, чему ее учили с самого детства?

Хепат опустил голову. Эскиламп же, напротив, услышав имя своего наставника — оживился.

— Да, Актион умел воспитывать нужных людей! И не только людей! Если б вы знали, какие еще существа ему служили! При всех его недостатках, это был великий человек и сильный волшебник.

Затем, выглянув из шатра, колдун добавил:

— Солнце уже высоко, давно пора выступать. Я советую челядь отправить домой вместе с ранеными ополченцами, а телохранителей оставить при себе — посмотреть, каковы они в настоящем бою.

— Я так и сделаю, — сказал Конан, — а выступим сразу, как похороним убитых.

* * *

Колдун Мраава, как черная статуя, восседал на носилках. Четверо сильных мужчин, стараясь двигаться ровно и плавно, чтобы не прогневить великого мага, несли его среди леса колыхающихся копий. Великое черное воинство готовилось к выступлению. Горели хитро устроенные в ямах костры — с длинными дымоходами, на конце которых

коптилось мясо буйвола — лучшая еда для воина в походе.

Вокруг других костров — обычных — плясали местные колдуны, разжигая в мужчинах страсть к битве и к женщине. Проводить мужей на великую войну пришли многие молодые жены — те, чья красота и грация еще не увяли, чьи танцы могли возбудить самые дикие, первобытные инстинкты человека — убивать и совокупляться.

На утро великий Мраава назначил выступление, и черные колонны мускулистых воинов с рассветом будут готовы двинуться навстречу врагу. Но ночь — последняя ночь перед походом — принадлежала колдунам и женам. И с наступлением темноты запылали костры, источая едкий дым волшебных снадобий. Колдуны, приплясывая и выкрикивая заклинания, бросали и бросали в огонь заранее заготовленные, плотно увязанные пучки травы. Жадно вдыхали сизый дымок воины, обступившие костер, и дикое веселье наполняло их сердца. Тянулись к костру жены, стоящие именно там, куда ветерок относил волшебный дым.

И туманились глаза у молодых женщин, глубже и чаще дышала их грудь, становилось легким, невесомым, воздушным гибкое тело. И хотелось танцевать, петь, извиваться в сладостном ритме тамтамов, и любить, любить подряд всех воинов, отправлявшихся добывать великую славу.

Мраава приказал носильщикам остановиться у одного из самых больших костров. Удобно устроившись на подушках, невидимый в темноте, он с одобрением наблюдал за действиями местного мага.

Еще молодой, но, судя по быстрым, уверенным действиям, опытный колдун, бросал в огонь травы, бормотал, а временами — выкрикивал заклинания, приплясывал, — словом, проделывал все, что требуется в таких случаях.

И вот, над огромным, невиданным доселе скопищем людей разнеслись пока еще тихие удары тамтамов. Мужчины отодвинулись от костра, уступая место женщинам.

Барабаны зазвучали громче, и жены молодых воинов, содрогаясь в такт сладостным звукам, цепочкой двинулись вокруг костра.

Частота ударов увеличилась, и теперь даже Мраава ощутил острое желание танцевать, извиваться, биться в едином для всех ритме.

Мужчины приплясывали, ритмично напрягая мышцы живота и ног. Женщины двигались по кругу. Их тела, блестящие в свете костров, округлые и гибкие, находились в постоянном движении. Ритм невидимых в темноте тамтамов пронизывал каждую клеточку тела.

Из темноты выскочил местный колдун и, извиваясь змеей, стал в бешеном ритме проделывать характерные, естественные движения тазом, поочередно прикасаясь к каждой из танцующих женщин.

Мужчины не выдержали напряжения и, двигаясь в общем ритме танца, устремились к костру. В огонь полетели набедренные повязки.

Невероятная энергия колдуна доводила танцующих до безумия. Женщины также метнули в пламя набедренные повязки, и теперь черные, блестящие от пота, обнаженные тела воинов и их жен, бесновались в переменчивом свете.