Конан и Властелин Огня
Шрифт:
— Не напейся! — донеслось сверху. От кого именно варвар не разобрал и, лишь махнув рукой, толи в знак согласия, толи протеста, треснул кулаком по столу.
Услужливый хозяин догадался, что может означать подобный жест, и не более чем через дюжину ударов сердца на столе варвара стоял полный кувшин добротного аргосского вина. Получив плату, хозяин удалился, оставив постояльца в одиночестве наслаждаться ароматным напитком.
Конан не помнил, когда и каким способом добрался до постели, но с самого утра, только очнувшись от затяжного беспамятства, явственно ощущал на себе все прелести, так прозываемого среди простолюдинов бодуна, или, правильно выражаясь, тяжелого похмелья. И ощущения таковые
— Все-таки напился! — сквозь полудрёму варвар услышал издевательский смешок. — А ведь я, попри тебя Кром, предупреждал, и не далее, как вчера вечером.
— Кром здесь не при делах? — продирая глаза, хмуро отозвался Конан, ещё не разобрав, кто, Кром попри, с ним разговаривает.
— Да, да, конечно.
— А-а, Гарт.
— Он самый. А теперь, поднимайся, бездельник, разговор есть.
— О, моя голова.
— Ничего, пропустишь пару кружек — сразу полегчает.
— Сомневаюсь.
— Пить меньше надо!
— Отвяжись…
Конан, еле волоча непослушные ноги и опираясь о плечо своего старого друга, направлялся в обеденную залу. Голова раскалывалась на тысячи мельчайших, отдающих пульсирующей болью осколков, и была так тяжела, что казалось, вот-вот сорвётся с плеч, не удержится на собственной шее — опоре столь хлипкой и совсем ненадежной, явно неприспособленной для переноса таких тяжестей.
Сели за стол. Варвар выглядел угрюмым и был неразговорчив, а посему не стал растрачивать время на приветствия и пустую болтовню, называемую в высшем обществе этикетом и правилами хорошего тона. Он сразу же налёг на еду, а точнее — на вино. После двух опустошенных до дна кувшинчиков ему заметно полегчало. Мрачные мысли отступили на задний план, и кажется, он был готов немного побеседовать со своими компаньонами о предстоявших делах. Но его пламенный порыв отклика так и не нашел. Угрюмый вид компаньонов не располагал к разговорам за едой, и до конца трапезы ни один из них не проронил ни полслова. Дела, безусловно, продвигались вперёд, но продвигались как-то не так, и Конану нравилось это всё меньше и меньше…
— Мы отправляемся за кораблём, а вы вдвоем отправляйтесь в порт. Пришло время подумать о найме команды и головорезов. — управившись с пищей, Маул вышел из-за стола. — Встречаемся на закате солнца в портовой таверне «Морской Дьявол».
— Ладно, пока. — невнятно пробурчал Конан сквозь полный рот непрожеванной пищи. — Можешь не волноваться, всё будет путём.
— Очень на то надеюсь.
— Эй, полегче! — крикнул варвар захлопывающейся двери, и не услышав ответа, обратился к другу:
— Что он о себе возомнил?
— А кто его знает? — ответил Гарт, недоуменно пожав плечами. — Спроси у своего Крома, уж кто-кто…
— Опять ты за старое! — перебил варвар.
— Ну, тогда извини…
— Не дождёшься.
Маул, выйдя из таверны, раздраженно хлопнул дверью, уже с трудом сдерживая свои эмоции. Цель была уже не так далека, как раньше, и чем ближе она становилась, тем всё меньше нравился ему прообраз чрезвычайно вежливого и рассудительного человека, избранный им для сокрытия своей истинной сущности владыки тьмы. А как бы хотелось, наконец, явить миру истинную силу, коей он обладал, и заставить слизняков трепетать в ужасе пред своим несокрушимым могуществом. Час сей ещё не пробил, но неотвратимо приближался.
— Куда подевалась твоя утончённость, изысканность в выражениях, деликатность и вежливость в общении? — невзначай поинтересовался Саркул. — Было бы интересно узнать, чем вызвана такая перемена?
— Перестань. — бросил темный воин. — Не думаю, что надо объяснять то, что тебе на самом деле неинтересно.
— И что же, скажи уж, не таи в себе. — от напускного спокойствия
— Ладно, забудь. — бесцеремонно перебил его Маул. — Послушай вот, что я тебе скажу: в нашей доброй приятной компании завёлся танцор, который жрёт за семерых и хлещет вино в три горла, а обязанностей своих не выполняет…
— Понимаю. — улыбнулся Саркул, опуская ладонь на рукоять своей сабли. — Пришло время закончить наш танец?
— Нет. Позже.
— Жаль.
— И мне жаль.
На том разговор и закончился. Далее компаньоны шли молча, и каждый был погружен в свои собственные размышления, делиться которыми с попутчиком желания не имел. Так шли они до тех пор, пока не уперлись в закрытую дверь, уже знакомого им двухэтажного здания, являвшегося резиденцией Кабальеза.
На стук в дубовую дверь никто не открыли, и тишина была тому свидетелем. Окончательно потеряв терпение, Саркул со всей силы ударил ногой в дверь, заставив вздрогнуть дверные косяки, и только после столь добротного пинка, где-то внутри послышались шаркающие шаги.
— Тише. Расшумелись. — изнутри послышался сиплый голос, принадлежавший очень пожилому человеку, скорее всего старику-сторожу или слуге, уже давно сделавшимся реликвией хозяйского дома. — Чего надобно?
— Где Кабальез? Он нужен мне! — решительным тоном заявил Маул.
— Уходите!
— Что?
— Немедленно!
— Слушай приятель, — вмешался Саркул, говоря свойственным ему резким не предвещающим ничего хорошего тоном, — если ты сейчас же не откроешь, клянусь всеми тёмными богами, я разнесу эту дверь в щепы, а с тебя живьём шкуру сдеру. Толи от неожиданности, толи вняв угрозе, кто-то за дверью отступил на несколько шагов в глубь помещения, застыв в полной нерешительности. Видимо, старик соображал, что ему делать, или чем ответить на столь грубое заявление. После длительной паузы за дверью вновь оживились, и вкрадчивый голос осторожно осведомился:
— А вы…собственно, по какому делу?
— Мы покупатели «Грома».
– ответил Маул.
— Спешу вас огорчить, но «Гром» уже продан не далее, как вчера вечером. Прошу прощения, коли что не так.
— Болван! Мы и есть покупатели! — не выдержал Саркул. — Отворяй, собака! Иначе разнесу здесь всё, к Нергалу!
Подействовало. Дверь неспешно отворилась, представив на суд компаньонов нечто такое, что ни один из них даже не мог вообразить — огромного детину, гору мускулов вперемежку с уже начавшим проступать под кожей жирком, образовавшимся вследствие праздной жизни и отсутствия встрясок. Сторожем оказался не древний старик, каким представлял его Саркул по сиплому голосу, а молодой рыжебородый ванир, зим двадцати пяти от роду, который обладал, воистину, невероятной комплекцией. Стоявший в дверях богатырь был не иначе как самородком — подлинным шедевром матушки природы, а может быть её своеобразным капризом, и никто не ошибся бы, назвав детину одним из самых крупных представителей людской породы во всем Хайборийском мире. Маул, никогда не считавший себя маленьким, по меньшей мере, в полтора раза уступал ему в росте и вдвое отставал в плечах, а Бешеный Пёс на фоне этой скалы так и вовсе выглядел клопом.
— Меня зовут Торм. — представился детина раскатистым басом, от сиплого старческого голоска не осталось и следа.
— Откуда ты, Торм? — невпопад спросил слегка опешивший Саркул, всё ещё не веря собственным глазам.
— Я родом из Ванахейма. — прогремел рыжебородый. — Чем могу служить?
«— Ну и туша. — не переставал удивляться Бешеный Пёс, ничем себя не выдавая».
Наконец, до Саркула дошло, что сиплым голос Торма казался только из-за неимоверной толщины дубовой двери, и если бы он не кричал, то вряд ли за дверью его вообще бы услышали.