Конан и Живой ветер
Шрифт:
Вдруг Добанпу развернулся и с удивительной для его возраста скоростью побежал по боковому туннелю, которого никто до этого не заметил. Снова воины вскрикнули в ужасе, но Эмвайя лишь нахмурилась.
— Твой отец сошел с ума? — выкрикнула Валерия. Конан покачал головой. Если Эмвайя не боится, значит, Добанпу что-то задумал. Но удастся ли это — уже другой вопрос.
— Что мы должны делать? — спросил он у девушки.
— Он заманит существо в место, о котором ему сообщили чувства, я думаю. Он израсходовал много силы, чтобы прийти сюда, так что он не сможет убить Змею без помощи. Но в том месте, какое он ищет, он найдет способ лишить ее жизни.
Конан выругал себя за то, что ожидал прямого ответа от человека, занимающегося колдовством. Валерия мрачно поглядела на Эмвайю:
— Ты хочешь, чтобы мы увязались за этой тварью в нору, где она может развернуться и сожрать нас? Доверившись лишь колдовским фокусам твоего отца?
— Да.
— Киммерийский...
— Обзываться будешь потом. А сейчас можешь ли ты поспорить хотя бы на два волоса с твоей головы, что мы останемся в живых, если Добанпу погибнет?
Как всегда, Валерия подчинилась разуму. Она выбежала вперед и, взмахнув мечом, обратилась к воинам:
— Вперед, вы, сучий корм! Змея повернула к нам спину, и это значит, что она бежит!
Воины могли и не понять всех слов Валерии. Те, кто понял, могли и не поверить, что она говорит правду. Все поняли и поверили, что им не следует позволять женщине-оруженосцу Голубоглазого вождя позорить их, бросаясь первой в атаку. Боевые крики отдались эхом, почти таким же сильным, как и громовой удар при появлении Добанпу, и воины Ичирибу бросились вслед за врагом.
Райку взглянул на водоворот света, что и было Живым ветром — или, по крайней мере, его внешней формой. Райку стоял на самом краю уступа, вместо того чтобы сидеть в кресле Первого Говорящего.
Он никогда не чувствовал себя спокойным в этом кресле, а сейчас еще важнее, чем прежде, не делать ничего, что нарушает собственное спокойствие. Вполне возможно, что это лишь легенда, что Живой ветер чувствует тех, кто боится его присутствия или не уверен в себе, но в этих легендах часто бывает доля правды.
А также Райку не совсем нравилось то, что он видел сейчас, глядя на Живой ветер. То, что Живой ветер не был сейчас прикрыт дымом — скрывать его давно уже стало частью ритуала, — значило мало. На самом деле Райку специально не стал вызывать дым, посчитав это отжившей традицией.
Оттенки Живого ветра были по-прежнему пунцовыми и сапфировыми, и завихрения образовывали узоры, которые одновременно и притягивали, и отталкивали взор. Но пунцовый казался сейчас цветом крови, в то время как сапфировый постепенно бледнел.
Был слышен отдаленный шум, который, казалось, был всюду и в то же самое время нигде. Чтобы описать этот звук, трудно было подобрать слова. Райку казалось, что если бы пчелы могли петь боевую песню, получился бы звук, похожий на тот, что он сейчас слышал.
Даже запах в пещере Живого ветра изменился. Здесь всегда пахло свежестью и прохладой, несмотря на то что это место находится глубоко под Горой Грома и здесь мало естественных путей для воздуха. Теперь казалось, что пещеру одолевает запах джунглей или, по крайней мере, запах какой-то жизни.
Почему бы и нет? Райку решил, что Живой ветер по праву получил свое имя, так почему бы ему не принять некоторые из качеств жизни, когда он начал меняться?
Райку придется воспользоваться всеми дисциплинами, какие он изучил, чтобы не чувствовать беспокойства. Опять же, почему это должно быть неожиданностью? В этой земле действует древняя и могучая колдовская сила, остававшаяся нетронутой веками, и сейчас вполне может быть, что просыпаются сами боги Горы Грома.
Райку решил, что достаточно себя успокоил, чтобы сесть в кресло Первого Говорящего. «Пусть боги просыпаются, — сказал он себе. — Пусть проснутся, и они увидят, что я их друг и мои враги — их враги. Тогда мне не нужен будет даже Чабано, когда моими друзьями будут боги».
Эмвайя разговаривала без слов со своим отцом и жестами указывала дорогу отряду, преследующему Золотую Змею. Воины могли бы обойтись и без указаний, поскольку существо теперь почти непрерывно шипело и оставляло все более обширные лужи крови.
Конан держал язык за зубами. Он не позволял своей надежде расти, тем более надежде отряда. Ложные надежды делают воинов небрежными, а небрежные воины гибнут в битве и не с таким страшным противником, как Золотая Змея.
Отряд бежал, определенно благодаря Эмвайе, быстрее. Действительно, Конан не знал, сколько они уже пробежали и сколько времени воины смогут выдержать такой темп. Носильщики уже дышали тяжело, и легкораненым тоже вскоре потребуется отдых.
Конан не хотел разделять отряд, оставив груз и легкораненых позади. Разделившись в этом подземелье, сможет ли отряд соединиться снова? А Золотая Змея сумеет развернуться и напасть на такую легкую добычу? Ноздри киммерийца качал щекотать знакомый запах. Не такой, чтобы он вспомнил о нем с особым удовольствием, хотя эти гигантские грибы определенно спасли его и Валерию во время первого подземного путешествия. Если слишком долго питаться чем-то, запах всегда остается в памяти.
Они подходили к еще одной пещере, полной гигантских грибов. Конан подумал, какой цели это может, служить, если Золотая Змея явно плотоядное животное. Эмвайя была слишком занята разговором с отцом, чтобы отреагировать, если только не крикнуть ей в самое ухо, но Конан не хотел нарушать ее связи с Добанпу.
Сейчас пол еще круче пошел вниз, лужи зеленой крови стали еще больше. Воинам пришлось сбавить скорость, чтобы не ступать в еще дымящиеся лужи агонии и смерти. Один из воинов, к несчастью, упал и тут же вскочил, подняв покрывшуюся волдырями ладонь над головой будто трофей.
— Она истекает кровью! Кровь не останавливается! Вперед, братья, прикончим ее!
Вдруг туннель резко свернул, и теперь кровь была не только на полу, но и на стенах. Конан снова пошел вперед, Валерия сразу за ним: может оказаться, что за поворотом притаилась Змея. Даже если Добанпу жив и с ним все в порядке, как и было, если судить по лицу Эмвайи.
Вдруг неожиданно, будто тараном, Змея нанесла головой удар и задела ни о чем не подозревающего воина слева от Конана. Зубы не пронзили его, но рог поддел за плечо и швырнул воина о стену. Конан слышал, как треснул череп.