Конан не знающий страха
Шрифт:
Калья улыбнулась в темноте:
— Да, я знаю, что ты не бросаешь друзей в беде. И мне тоже хочется освободить Риулу и остальных. Даже если я и покончу завтра с Аксандриасом, на сердце будет неспокойно. А теперь давай спать. До рассвета осталось не больше трех часов. Мне бы не хотелось проспать завтрашний бой.
Солнце еще не взошло, а они уже были в седлах, готовые к атаке бандитов. Командир отряда очень хитро расположил свои силы. Он не стал вытягивать их длинной узкой цепью, а приказал выстроиться в три ряда. На флангах же он разместил лучников, чтобы они по возможности уменьшили количество атакующих. Взошло солнце,
— Ну что, киммериец, где же твоя мощная атака? — крикнул он, завидев Конана.
— Пока не знаю, — отозвался Конан, — но скоро выясню.
Он направил коня вверх по склону, в расщелину. Те бандиты, которых он видел, думали только о спасении собственный шкуры. Один из них, бестолково размахивая мечом, налетел на Конана, когда тот въезжал в расщелину. Меч Конана просвистел в воздухе, и бандит рухнул на землю, истекая кровью. Лошадь переступила через него, и Конан въехал в ложбину. Там уже почти никого не было. Несколько человек пытались взобраться на своих лошадях на крутые склоны, надеясь ускользнуть труднодоступными горными тропами. Убедившись, что среди них нет ни Тахарки, ни Аксандриаса, Конан двинулся к пещере. Калья не отставала от него ни на шаг.
— Когда я войду внутрь, — сказал Конан, — ты отсчитай два медленных вздоха и после входи. Если поспешишь, смогу случайно оцарапать тебя мечом.
Конан обнажил меч и вбежал в пещеру. Он взмахнул мечом направо и налево с такой быстротой, что невозможно было уследить глазом, описал вокруг себя стремительные круги и через секунду уже знал наверняка, что никто внутри не подкарауливает. Если бы кто и был, то обязательно попал бы под удары Конана.
Появилась Калья и, увидев, что Конан прячет меч в ножны, сделала то же самое. Ее глаза расширились, когда она увидела, сколько награбленного хранится в пещере. Сундуки были частично опорожнены бандитами, которые стремились прихватить с собой хоть что-то. Все хранило на себе следы поспешного бегства.
— Куда же они делись? — спросила Калья. — Может быть, мы их прозевали в толпе бегущих?
— Сомневаюсь. Аксандриаса, конечно, можно было бы прозевать, но Тахарку пропустить просто никак нельзя. Он выделяется среди других, как лев среди шакалов.
Они принялись обследовать пещеру, не упуская возможности прихватить что-нибудь особенно приглянувшееся. Вскоре к ним присоединился командир отряда в сопровождении своих офицеров.
— Мы поймали почти всех, и тех, кто ускользнул, тоже поймаем. Их головы украсят большую королевскую дорогу на много миль. — Он оглянулся. — Вот это да! Ну и задачка у меня: проследить, чтобы мои собственные солдаты не растащили это все. А почему ты, киммериец, крутишь головой во все стороны?
— Я чувствую движение воздуха, слабую тягу, — ответил Конан.
— Твои чувства острее моих, — заметил командир, — я ничего не замечаю. Ну, и что же должен означать этот таинственный зефир?
— Похоже, что здесь имеется еще один выход. Моя родина богата пещерами, я кое-то в этом понимаю. Пошли!
Конан повел их по боковому проходу в дальний конец пещеры, к кипе хвороста. Он отодвинул хворост, и все увидели солнечный свет. Через проход они вылезли наружу. Командир огляделся вокруг.
— Здесь у них были привязаны лошади. Две лошади, я бы сказал. Предусмотрительные негодяи, ничего не скажешь.
Конан, сначала отчаянно ругавшийся из-за того, что Тахарка и Аксандриас оставили их опять с носом, вдруг разразился неудержимым смехом.
— Ты что, с ума сошел? — с перекошенным от ярости лицом закричала на него Калья. — Они же почти были у нас у руках, а теперь опять все сначала!
— Да ты только представь себе, — сквозь смех возразил Конан, — как восхитительно разглагольствовал этот негодяй, а у него кони стояли все это время наготове! Сначала он призывает своих людей на подвиги, а сам бросает их, когда они больше всего в нем нуждаются! Видел ли когда-нибудь свет подобного мерзавца?
— Да уж, таких поискать надо! — командир кивнул. — Коварен, как змея. Ладно, ничего тут теперь не поделаешь. Нам надо собрать все эти сокровища и отвезти в город. А об этом бандите пусть беспокоится король Кофа. Года два тому назад к нам от них перекинулась чума. Будем считать, теперь мы квиты.
— А преследовать тех, кто увел отсюда рабов, вы не собираетесь? — спросил Конан. — Ведь эти люди — подданные офирского короля.
Командир пожал плечами:
— В другое время непременно сделал бы это, но сейчас… Мы как-никак воюем, а освобождение рабов не входит в мои задачи. Мне было приказано уничтожить шайку разбойников и сразу возвращаться обратно. Могу лишь пожелать вам успеха.
Тахарка и Аксандриас скакали всю ночь напролет. В их переметных сумах лежали тщательно отобранные драгоценности — самые легкие и занимающие мало места. Взошло солнце и осветило обоих. У Тахарки вид был, как всегда, довольный. И даже мрачный Аксандриас немного повеселел.
— Наши недавние друзья, наверно, в эту самую минуту атакуют офирцев, — заметил Тахарка. — Если они будут строго следовать моему плану, не исключено, что многим удастся прорваться на волю.
— Маловероятно, — буркнул Аксандриас. — Эти трусы ни на что не годны, если у них нет строгого командира.
— Мне кажется, наш отряд тебя уже не угнетает.
Прошлой ночью Тахарка почти что силой заставил Аксандриаса следовать за собой. Аквилонец все еще пребывал в драчливом настроении, владевшем им все последние дни. Он жаждал вступить в бой с офирцами.
— Да, — подтвердил аквилонец, — кровь закипела. Я был готов к хорошему мордобою. Даже ценой жизни.
— И впрямь, иногда очень трудно отказаться от возможности помахать мечом. Когда у воина играет кровь, его тянет на бранные подвиги. — Тахарка усмехнулся.
— Вот-вот, так оно и было. Но ничего страшного, представится другой случай, и я думаю, еще не один.
— Да, не один, конечно, не один, — поддакнул Тахарка.
В душе он веселился, ведя этот разговор. Ему было совершенно ясно, что его заместитель повадился глотать таблетки жреца. Даже страшно видеть, насколько быстро сжигало Аксандриаса это дьявольское зелье. За последние дней десять он, казалось, постарел на десять лет. Шелковистые когда-то светлые кудри висели теперь тусклыми прядями, кожа сморщилась. Аксандриас сильно похудел, остались только кости да жилы.