Конан Победитель
Шрифт:
Конан замер на пороге. Ловушку он чуял мгновенно. Никакого сомнения — как только он войдет, на него набросятся. Он тянул время, чтобы сообразить, каким образом лучше действовать. Альквина была без сознания Однако она не была прикована цепями к полу, а лежала, связанная, на шелковых подушках, причем нагота ее выглядела особенно соблазнительно. Какой спектакль они затеяли на этот раз?
Конан усмехнулся. Ясно было, что не удастся разрубить путы на руках и ногах Альквины обычным оружием. Значит, придется тащить королеву на себе. А раз так, одна рука у него будет занята, и двигаться свободно он не сможет. Но если они все рассчитали именно так, то плохо
С видом человека, который вообще не знает, что такое заботы, он вразвалку подошел к ложу королевы. Он поднял ее и взвалил к себе на левое плечо. При этом все-таки шлепнул легонько по хорошенькой попке:
— Не бойся, Альквина. Сейчас мы отсюда выберемся
— Я поверю в это не раньше, чем окажусь на свободе. — Голос Альквины звучал глухо — она уткнулась носом в волчий мех куртки Конана. — И вот что, никому из подданных воинов не позволено подобным образом обращаться с королевой!
— Ага, ты уже отлично соображаешь и снова обрела все свое королевское достоинство. Клянусь Кромом ни одна женщина, которой я когда-либо служил, не была такой недотрогой. Я пришел за тобой в Страну демонов, бьюсь тут с чудовищами и людьми ради тебя, а ты обижаешься за какой-то шлепок по твоему королевскому заду. После избиения плетьми он должен был показаться тебе нежной лаской.
— Немедленно опусти меня на землю, противный грубиян! — Альквина дернулась — хотела бы топнуть ногой, но не тут-то было.
— Допустим, я так и сделаю. И что? Как тогда вызволить тебя отсюда?
— Хотя бы неси меня так, чтобы я могла тебя видеть, а не дышать этой противной волчьей шкурой.
— Нецелесообразно. — Конан опять ее шлепнул, и шлепок получился звонкий. — Теперь помолчи-ка и предоставь мне наше освобождение. — Как ни сопротивлялась Альквина, Конан держал ее крепко.
— Освобождение! Идиот! Тебя заманили в ловушку! Даже ребенок понял бы, что здесь западня!
— Я все знаю, женщина, — сказал Конан с необычной для него мягкостью. — Я уже не раз попадал здесь в ловушки и пока что из всех выбирался невредимым. Скажи-ка лучше, где эти люди сходятся, чтобы заниматься колдовством?
— Где сходятся?.. Разве ты не хочешь как можно скорее бежать отсюда?
— Не выводи меня из себя своими вопросами! Они же хотят, чтобы я попытался бежать. Они всюду понаставили опасных преград, на всех дорогах. И потом, я терпеть не могу оставлять в живых своих врагов. Так где лучше всего их искать?
Альквина застонала сквозь зубы от ярости.
— Такой храбрец — и такой немыслимый болван! Пусть Имир нашлет на меня кару, если я когда-нибудь еще возьму к себе на службу героя!.. Надо подняться на центральную башню. Насколько мне известно, это место — там. По крайней мере, именно там Сарисса и ее дружки забавляются с помощью плеток и прочих орудий пытки. Я почти уверена, что свои гнусные церемонии они устраивают тоже там. В башне много всяких странных магических предметов. А на стене там висит огромное зеркало. В нем они видят все, что происходит в замке.
— Да, похоже, это именно то место. Ну пошли! — Придерживая на плече королеву, Конан осмотрел входы в коридоры, которые разбегались от этого зала. Невероятно острое чувство пространства подсказало Конану, какой коридор вел к центру замка. И он бегом пустился туда.
— Куда они подевались? — недовольно спросила одна из дам.
— Сейчас где-нибудь появятся, — успокоила ее Сарисса.
Все собравшиеся смотрели в большое зеркало, которое, подобно гигантскому глазу, обшаривало своим взглядом все закоулки замка; порой взгляд где-то задерживался, затем скользил дальше. Варвар Конан остановил свой выбор как раз на том коридоре, о котором все забыли, когда Сарисса придумала устроить ему ловушку с Альквиной в качестве приманки. Определенно, решили они, у киммерийца в неволе помутился разум. И вот он бесследно исчез.
Собравшиеся в башне особы заранее распределили между собой все выходы из замка, и каждый должен был устроить на своем участке всевозможные ловушки и сигнальные устройства. Величайшим их удовольствием стало заключать пари о том, по какой дороге направится Конан и насколько далеко сумеет уйти. И о том, сколько ему осталось жить.
Разумеется, существовали определенные правила игры: запрещалось применять отравляющие газы и такое колдовство, против которого у несчастного человека не было совсем никакой защиты. Они старались сохранять видимость того, что дают Конану шанс с оружием в руках пробить себе дорогу на волю, — ведь именно вооруженная борьба была его главным достоинством и для зрителей могла послужить самым приятным развлечением. Если бы, против ожиданий, он преодолел все препятствия и вырвался на свободу, то Сарисса получала привилегию убить его тем способом, который она сочтет наилучшим. И в любом случае ему, с Альквиной или без нее, не дадут уйти. Это испортило бы всю игру.
— Пора бы ему уже появиться, — сказал один из зрителей, подавив зевок. — Ведь, в конце концов, это скучно.
В зеркале был виден коридор, а в его глубине — отвратительное чудовище с гнусными щупальцами, которое притаилось, подстерегая добычу.
— Не меня ли ждете?
Все, повернувшись, уставились на дверь. В ней стоял киммериец. Через плечо у него, как была голая, лежала Альквина. Все потеряли дар речи. Конан опустил Альквину на пол. Дальнейшее она могла видеть своими глазами.
— Ну вот, испортил нам игру, негодник! — капризно сказала Сарисса.
— Сыт по горло вашими играми, — бросил в ответ Конан.
— Тогда прямо сейчас я его и убью. Никто не против? — И Хаста, подняв руку, начал производить странные пассы.
Однако, прежде чем он успел опомниться, Конан подскочил к нему одним прыжком и по самую рукоять всадил меч в его голову. Высвободив клинок, он дважды взмахнул им-и двое господ, стоявшие по обе стороны от Хасты, с воплем повалились наземь, обливаясь кровью.
Остальные оцепенели от ужаса. Они не могли постичь того, что разыгралось перед их глазами, — казалось невероятным, что на них действительно напал представитель живых существ, стоящих на более низкой стадии развития. Конан прикончил еще троих, прежде чем прочие бросились к выходу. Киммериец наносил смертельные удары с такой точностью и быстротой, что все прежние его сражения по сравнению с этим боем показались бы медлительными, как схватка под водой. Он не преследовал беглецов, но с оставшимися расправлялся без жалости.
И наконец остался кто-то один. Конан вытер с лезвия меча кровь, у которой был необычный цвет. На полу сидела Сарисса, обхватившая руками жалкие останки своего брата.
— Ты убил его, — произнесла она едва слышно.
— Разумеется, убил. Очень жаль, что ты так сильно предавалась скорби. Прозевала первоклассное представление. — Он махнул рукой в сторону громоздившихся горой трупов. Серебряные шарики-глаза убитых быстро тускнели.
— Я должна позаботиться о торжественной церемонии похорон моего брата, — сказала Сарисса.