Конан-варвар. Алая цитадель
Шрифт:
– Все равно здешний народ – либо придурки, либо герои, – сказал Конан. – Вот так лежать и смотреть какие-то глупые сны, зная при этом, что проснуться можно в брюхе у демона…
Стигийка вновь рассмеялась.
– Они ведь другой жизни не знают, – сказала она. – С тех пор как Тог забрал первую жертву, сменились несчетные поколения. Когда-то во дворце обитали тысячи, теперь остались сотни, – в том числе и по его милости. Еще несколько поколений, и не останется вообще никого. Тогда Тогу придется либо отправиться во внешний мир за новыми жертвами, либо убраться в подземное царство, из которого он явился когда-то.
Эти люди осознают свою неминуемую участь, но они – фаталисты, неспособные ни к сопротивлению,
И все-таки они цепляются за жизнь и отчаянно боятся божества, которому поклоняются! Ты сам видел, как один из них прямо-таки помешался от ужаса, узнав о пробуждении Тога. А мне доводилось наблюдать, как весь город вопил и рвал на себе волосы и в ужасе мчался за ворота… чтобы скорчиться там за стенами и ждать, на кого падет жребий. И когда один из них оказался избран, его швырнули обратно в ворота, дабы Тог утолил свою похоть и голод… Вот и теперь, если бы они не спали по комнатам, весть о появлении Тога заставила бы их с воплями ломиться наружу!
– Ой, Конан, – в ужасе взмолилась Натала, – давай скорей отсюда уйдем…
– Всему свое время, – отозвался киммериец. Стройные ножки цвета слоновой кости прочно приковали к себе его взгляд. – Ну а ты-то, стигийка, что здесь делаешь?
– Я попала сюда в ранней юности, – ответила она, откидываясь на бархатные подушки и сплетая за головой изящные руки. – Если ты присмотришься к цвету моей кожи, почти такой же белой, как у твоей подружки, то поймешь – я не какая-нибудь простолюдинка. Я – дочь короля. Меня похитил один из принцев, восставших против отца. Встав во главе армии кушитских стрелков, он ушел на юг, в дикие земли, чтобы завоевать там страну и стать ее властелином. Его самого и всех его воинов забрала пустыня… Самый последний посадил меня на верблюда и вел его, пока не свалился замертво. Животное, однако, продолжало шагать… Потом я начала бредить от жажды и голода и впала в забытье, чтобы очнуться уже здесь, в этом городе. Мне рассказали, как на рассвете меня заметили со стены – я без сознания лежала рядом с мертвым верблюдом… Они подобрали меня и привели в чувство, напоив своим чудесным вином. Даже в те времена лишь вид женщины мог их подвигнуть на такую дальнюю вылазку за городские пределы!
Они очень тянулись ко мне, особенно, конечно, мужчины. Я не знала их языка, и они выучились разбирать мою речь. Я уже говорила – они удивительно даровиты и необыкновенно умны. Они овладели стигийским языком намного быстрее, чем я – здешним. Но конечно, в первую голову их интересовала я сама. Я и до сих пор – та единственная причина, по которой здешний мужчина способен на время отрешиться от лотосового дурмана…
И она лукаво рассмеялась, смело и откровенно поглядывая на Конана.
– Женщины, понятное дело, ревнуют, – проговорила Талис, впрочем, очень небрежно. – Эти желтокожие прелестницы по-своему тоже красивы, но они такие же вялые и нерешительные, как их мужья. Ну а мужчин тянет ко мне не только моя красота, но и то, что я – настоящая. Я ведь – не сон! Да, в свое время я вкусила лотосовых снов, но я – по-прежнему настоящая женщина, с самыми земными помыслами и желаниями… Чем могут ответить мне эти желтые немочи с сонными глазами лунатиков? Вот поэтому, варвар, лучше будет тебе перерезать саблей девочке шейку, не дожидаясь, пока мужчины Ксутала проснутся и увидят ее, а увидев – возжелают и схватят.
Ей, слишком робкой и нежной, нипочем не вынести того, от чего я в свое время лишь расцвела… Я ведь родилась в Луксуре, и мне еще не исполнилось пятнадцати лет, когда меня отвели в храм темной богини Деркето, дабы там посвятить в таинства… И даже после этого мне в первые годы в Ксутале жизнь медом ну никак не казалась. Здешние мужчины успели забыть гораздо больше, чем знали когда-либо самые продвинутые жрицы Деркето… Они ведь живут только ради чувственных удовольствий. Что во сне, что наяву они стремятся к удовольствиям за гранью разумения обычного человека…
– Выродки, – пробурчал Конан.
Талис ответила с ленивой улыбкой:
– Все дело в том, с какой стороны на вещи смотреть…
– Ладно, – сказал он тоном принятого решения. – Мы тут с тобой только зря время теряем. Я уже понял: обычному смертному, причем в здравом рассудке, нечего делать в этих стенах! Надо нам убираться отсюда, пока не проснулись твои недоумки… или Тог всех нас не слопал. Думаю, пустыня и та окажется милосердней!
Натала, у которой кровь стыла от всего услышанного, горячо с ним согласилась. Сама она по-стигийски понимала с пятого на десятое, но и этого хватило вполне. Конан встал с дивана и притянул к себе дрожащую бритунийку.
– Если ты нам покажешь ближайший выход из города, – обратился он к Талис, – будем весьма благодарны.
Глаза его, впрочем, продолжали бесстыдно ласкать ее атласные плечи и великолепную грудь, и от стигийки этот взгляд не укрылся. Загадочно улыбаясь, она поднялась, грациозная, точно ленивая кошка.
– Идите за мной, – сказала она и пошла впереди, чувствуя, как упивается варвар ее фигурой, осанкой, походкой.
Она вела их совсем не тем путем, каким они попали сюда, но еще прежде, чем Конан начал что-либо подозревать, она остановилась в обширном, украшенном слоновой костью чертоге и показала им небольшой фонтанчик, журчавший посередине.
– Не хочешь умыться, дитя? – обратилась она к Натале. – У тебя лицо чумазое и волосы сплошь пылью забиты.
Девушка обиженно покраснела, ощутив в голосе стигийки недоброжелательство и насмешку, но все же повиновалась, горестно раздумывая о том, сколь безвозвратно горячий ветер и солнце пустыни, должно быть, испортили кожу у нее на лице – нежную белую кожу, которой по праву гордились бритунийские женщины… Опустившись на колени перед фонтаном, она вытряхнула волосы, спустила с плеч рубашонку и принялась мыться.
– Кром знает что такое, – пробурчал Конан. – За девкой хоть сам демон гонись, а она только и думает, что о своей красоте!.. Поторопилась бы ты, а? Ты ведь точно так же пропылишься еще прежде, чем этот город скроется у нас за спиной… Слушай, Талис, может, ты еще и съестного чего-нибудь нам на дорожку сообразишь?
Вместо ответа стигийка прижалась к нему, вскинув белую руку на его бронзовое плечо. Он остро ощутил упругую шелковистость ее кожи, аромат пышных волос наполнил его ноздри…
– На что тебе опасная пустыня? – страстно зашептала она. – Останься лучше здесь! Я научу тебя жизни в Ксутале. Я буду тебя защищать. Я буду тебя любить! Ты – настоящий; меня уже тошнит от этих мокрогубых лунатиков, которые просыпаются, сонно вздыхают и засыпают опять! Я жажду чистой и яростной страсти, я хочу земного мужчину! Как горят твои глаза, я с ума от них схожу! Как бы я сгорала и таяла в твоих железных руках!.. Останься здесь, и я сделаю тебя владыкой Ксутала! Я покажу тебе все его древние тайны и научу неслыханным наслаждениям! Я… – уже обе руки обвились кругом его шеи, Талис приподнялась на цыпочки, трепеща и вздрагивая всем телом.