Концентрация смерти
Шрифт:
Не дурак выпить, пока он наливался спиртным вместе со старостой, решившим, что сегодня выдался прекрасный случай напиться на глазах у жены без последствий, крестьяне долго решали, что именно предложить немцам. Споры шли жаркие, наконец было решено возместить всем миром владельцу коня и телеги убыток. Карл пьянел не слишком быстро. Во-первых, закуска оказалась хорошей и жирной. Жареный гусь, тушеная картошка с сушеными грибами и грудинкой. Соленые огурцы хрустели на зубах. Во-вторых, даже находясь на службе в вермахте, капрал умел раздобыть себе выпивку, что человеку с конем, телегой и
Осоловевший, он подмигнул старосте и посмотрел в окно на выставленных на улице для выбора трех коней и три телеги, затем перевел взгляд на опустевшую бутылку.
– Я, конечно, мог бы пройтись по дворам, посмотреть попристальнее… – начал он и замолчал.
– Зачем себя так утруждать, господин капрал? – тут же всполошился староста и посмотрел на жену.
Та без лишних слов поставила на стол еще одну бутылку самодельного спиртного.
– Одной бутылки будет мало, – абсолютно прямолинейно заявил пьяный Зейдель.
И сразу получил желаемое. Теперь перед ним стояли две бутылки бимбера, заткнутые туго скрученными из газеты пробками.
– Это другое дело, – Карл поднялся, снял со спинки венского стула карабин и забросил за спину.
– Мы и закуску вам в дорогу собрали, господин капрал, – напомнил о своих и сельчан заслугах староста, подавая оккупанту полотняный мешок.
– Это правильно.
Зейдель сунул бутылки в карманы кителя и на неверных ногах вышел из дома. Староста с женой на всякий случай страховали его слева и справа, чтобы не упал. Потом оберись хлопот, объясняя немцам, почему Зейдель лежит посреди деревни с разбитой головой. Но к чести капрала, до коней он добрался самостоятельно. Немного постоял, моргая заплывшими от удовольствия глазками под толстыми стеклами очков. Затем указал на коня, показавшегося ему самым ухоженным.
– Этот. – Откуда Карлу было знать, что именно этого, самого слабого и старого коня все время, пока капрал пьянствовал, мыли и терли скребницей, вдобавок намазали постным маслом, чтобы блестел. – И телегу возьму, положим, эту, – указал капрал на нестарый, крепко собранный воз.
Сказал и тут же сел, хотя коня еще не запрягли. В подводу постелили солому, положили мешок с овсом и продукты для Карла. Провожали его всей деревней. На прощание староста дал дельный совет ехать не по шоссе, а проселками. Даже дорогу показал. Как выразился сам староста – «передвигайтесь, господин капрал, тропинками». Так имелось меньше шансов наткнуться на жандармерию или немецких офицеров. Староста не столько боялся за будущее капрала, сколько за свое собственное. Напоить немецкого военнослужащего при исполнении – это могли расценить как диверсию со всеми вытекающими для старосты и его односельчан последствиями.
Уже вечерело. Карл спешил, а потому и не остался на ночь в деревне, хоть ему и предлагали, следовало возвратиться в родную часть вовремя. К тому же он справедливо опасался, что осмелевшие поляки, пока он спит, подменят ему захудалого коня на совсем уж какую-нибудь ни к чему не способную дрянь, а поутру во все голоса примутся ему доказывать, что это он сам так и выбрал.
Конь неторопливо переставлял ноги. Желтый песочек дороги плыл под колеса крестьянской телеги. В голове приятно шумело от выпитого. Жизнь казалась наполненной смыслом и счастьем. Карл даже стал негромко напевать.
Но человеку всегда мало. Рука сама собой потянулась к бутылке. Зубы вырвали бумажную пробку. Сивушный запах приветливо ударил в нос. Зейдель глотнул прямо из горлышка, дав себе зарок, что второй глоток сделает не раньше чем доберется до поворота. Дорога длинная, спиртное следует растягивать. Но слова, данного самому себе, Карл не сдержал. На повороте он делал уже четвертый глоток.
Понемногу темнело. Когда Зейделю стало совсем плохо, он остановил подводу, немного проблевался, помянул плохим словом «польских свиней», которые дали ему в дорогу «эту дрянь», забрался на телегу, положил себе на колени карабин, дернул за вожжи и несколько раз чмокнул губами. Конь послушно двинулся дальше.
Проплывали, покачивались стволы деревьев, Карл мотал головой, словно хотел избавиться от невидимых мух. Но крепкий бимбер и свежий воздух победили капрала, вскоре он уже спал, свесив голову на грудь. Конь брел даже в темноте, пока наконец не почувствовал, что вожжи безвольно болтаются, он оглянулся на возничего, понял, что тот дрыхнет, позабыв о службе. Тогда штатское несознательное животное свернуло с дороги, слегка углубилось в лес и стало мирно пощипывать травку.
Капрал на мгновение вскинул голову, не понял, где он и что происходит, неопределенно махнул рукой и вновь погрузился в сон.
Прохоров бодро шагал по дороге, на здоровом плече висел мешок, в котором оставались лишь автомат да боеприпасы. В темноте можно было различить только светлые изгибы проселка. Лес тонул в темноте. Кузьмич и Фролов еле успевали за ним.
– Миша, сбрось темп или давай привал небольшой устроим, – просил Кузьмич.
– Днем отлежимся, – пресекал всякие возможности саботажа Прохоров. – Что за ночь пройдем, то наше.
Илья прибавил шаг, догнал командира.
– Оно-то правильно. Но ты прикинь. Аверьяныч немолодой, за тобой ему не угнаться.
– Угонится, к нам в компанию его никто силой не тянул. Назвался груздем, полезай в кузов.
– Не надо из-за меня ссору начинать, – произнес Кузьмин. – Справлюсь. Это я просто так сказал. В самом деле, шагать и шагать надо. Дорога-то тут нелюдная, немцев на ней ночью не встретишь.
Зашли за очередной поворот и тут же стали как вкопанные. Из леса доносились какие-то странные звуки. Кто-то чавкал, клацал зубами. Затем раздалось уже чисто человеческое похрапывание и невнятное бормотание.
– Что за черт? – прошептал Прохоров.
– Давай, тихонько пройдем мимо, – предложил Фролов. – Нас не трогают, и мы никого не трогаем.
– Посмотреть надо, – Прохоров пригнулся и крадучись пошел в лес.
Кузьмин с Фроловым переглянулись.
– Не поймешь его. То слишком осторожный, то…
– Молодой еще, – Кузьмин тронул Фролова за локоть. – Пошли и мы.
Трое беглецов стояли возле подводы. Конь продолжал жевать сочную траву и настороженно поглядывал на людей. Карл Зейдель мирно спал, похрапывал, покачивал головой.