Кондор. Дилогия

Семенов Сергей

– Хорошо, – кивнула Шарот. – Хочу у тебя спросить: что происходит, отец? Совсем недавно Институт физики Спектра получил два рапорта – мой и Вурба Миратисты, где подробно описывалась обнаруженная нами бинарная язва в варианте восемьсот семьдесят один, пятьдесят три. Но, как я выяснила, эти рапорты никто так и не изучил. И все потому, что они просто исчезли из базы данных ИФС. Более того – Вурб Миратиста, единственный, если не считать меня, свидетель и непосредственный участник событий, совершенно неожиданным образом умер. Снес себе голову из собственного «Килтрона». Конечно, ты сейчас скажешь, что по статистике два процента боевых агентов склонны к суициду, эту склонность не выявляют даже психотесты, но я-то знаю Вурба – незачем ему было так круто менять свою жизнь. Но и это еще не все! Данные

по бинарной язве, хранившиеся у меня и у Вурба, исчезли, словно их никогда не существовало. Ни единой копии. Даже мой глоск пуст!

– Ты хочешь сказать, что я к этому как-то причастен? – спокойно осведомился Антар.

– А я ошибаюсь? – едко ответила вопросом на вопрос Шарот. Речь ее была сумбурна и сбивчива, словно в нескольких фразах она хотела выразить все, накопившееся в ее душе за те несколько часов, что она провела, анализируя происходящее. – В моем рапорте упоминалось оборудование, замеченное нами возле бинарной язвы. Собственность НЭК. И не говори, что ты не в курсе. Ты знаешь, что я очень неплохой аналитик. Мне кажется, что я не последовала примеру Вурба и не снесла себе голову только потому, что я твоя дочь и насчет меня поступил особый приказ.

– Шарот Хелко, поосторожнее со словами! – Голос Антара Сибау приобрел официальное звучание. – Ваши обвинения беспочвенны!

– Возможно, папочка. Кстати, ты в курсе, что сегодня меня сняли с оперативной работы и перевели на локальный контроль в параллель шестьсот сорок три, пятьдесят девять? Так что я больше не боевой агент. Я теперь внутренний страж!

– А разве это плохо? – вяло удивился председатель совета НЭК. – Никаких нервов, никакой стрельбы, и все перемещения ограничены пределами одного измерения.

– К псам локальный контроль! – взорвалась Шарот. – Ты либо глух, либо туп, либо умело притворяешься и тем и другим. Вурб Миратиста мертв, информация исчезла, а меня убирают подальше, с глаз долой, чтобы я не натворила еще чего. Кстати, в вариант, где мы обнаружили бинарную язву, больше не попасть. Вы установили технический карантин. Очень умный ход. И довольно своевременный. Я даже не могу пройти туда, чтобы снять повторные данные. Что происходит, папа?!

– Проводятся испытания нового оборудования. И мы не можем рисковать, оставляя параллель открытой. Ты и сама прекрасно знаешь, как в наши дни популярен промышленный шпионаж. Потерпи десять дней, и ты получишь полный доступ, – спокойно объяснил настырной дочери Антар. Действительно, аналитические способности Шарот были на высоте, Антар знал это и раньше. Но почему одним из двоих баскопов, заметивших язву, оказалась именно она?! Насколько проще было бы «поговорить» с ней, как с Вурбом Миратистой, не будь она его дочерью.

– Когда ты научился лгать своим близким, папочка?! – зло проговорила Шарот. – Или я ошибаюсь и ты уже не мой отец? Потому что я не узнаю в тебе человека, которого знаю всю жизнь.

Антар опустил голову, спокойно затушил о край пепельницы сигару, после чего прошептал едва слышно, но достаточно для тонкого слуха его строптивой дочери:

– Убирайся прочь!

– Что? – Шарот показалось, что она ослышалась.

– Вон отсюда, Шарот! – теперь почти проорал Антар, заставив дочь вздрогнуть. – Вон! И не приходи, пока не выбьешь из головы всю дурь, что напихала туда! Убирайся! Не желаю видеть тебя!

Шарот встала. Будь кресло, в котором она сидела, не таким тяжелым, оно, без всякого сомнения, отлетело бы к стене. А так лишь опрокинулось на пол.

– Спасибо, папочка, за столь милую беседу. Я многое почерпнула из нашего разговора. И знаешь что? Я действительно думаю, что жива до сих пор по одной-единственной причине – у тебя не хватило духу отдать приказ на ликвидацию собственной дочери. Я права?

– Вон! – в последний раз проорал Антар, но Шарот, не дожидаясь ответа, уже сама направилась к двери.

– До встречи, отец, – проговорила Шарот уже на пороге, стоя в радужной пыли открытой двери. – Если, конечно, ты не передумаешь и меня не найдут с простреленным черепом.

Шарот сделала шаг наружу. Продержавшись положенное ей время, дверь уплотнилась, отгораживая кабинет председателя совета НЭК от внешнего мира. Антар снова остался один. Только настроение у него был теперь

совершенно другое.

«Офис памяти», – проговорил он. – Активировать образ номер триста двадцать семь.

Воздух посреди кабинета исказился, замерцал и превратился в изображение молодой женщины. Некоторое время Антар молча смотрел на квазимолекулярный голографический образ своей жены, после чего печально проговорил:

– Если бы ты только знала, милая, во что я превратился за эти годы одиночества. Если бы ты видела, чем стала наша дочь. Она забыла. Забыла, какой сегодня день. И некому ей напомнить. Как же мне не хватает тебя.

Женщина взглянула на него, не меняя выражения лица. Бесплотные губы прошептали:

– Я люблю тебя.

– С днем рождения, милая, – тихо проговорил Антар, отворачиваясь и вручную отключая «Офис памяти».

ГЛАВА 12

К полудню следующего дня нога Кондора ступили наконец на твердую, а главное, сухую почву. Поддавшись минутной слабости, он решил сделать небольшой привал, разделся донага и разложил на траве свою пропитанную влагой одежду. Материал, из которого был сшит балахон Темного странника, в просушке не нуждался, ибо обладал сильнейшим водоотталкивающим свойством, однако льняная рубаха и штаны требовали тщательного отжима. К счастью, летнее солнце оказалось столь же жарким, что и вчера, оно без труда справилось со своей задачей, быстро просушив одеяние Странника, так что вскоре Кондор уже смог продолжить свой путь, ведущий теперь в Гилго – небольшое поселение на границе Плешивых болот, расположенное поодаль от торговых путей и главной дороги, что вела к Шалту. Здесь он не собирался задерживаться надолго, но и проходить мимо не стал. Решил по старой памяти зайти в трактир и дать своему телу немного отдыха. Пройдя через болота, он выиграл довольно много времени, так что мог позволить себе небольшую передышку.

Первое, что сразу бросилось ему в глаза, был высокий частокол, окружавший деревню со всех сторон. Жители приложили немало сил, превращая свою деревню в форт. Но зачем? Не от лесного же зверья защищались. Неужели лафацины снова начали посещать эти места, вторгаясь с севера? Впрочем, Гондору до этого не было никакого дела. Если кочевники снова совершают свои грабительские набеги, с ними вполне может разобраться доблестная гвардия императора. А он здесь надолго задерживаться не собирался.

Пройдя в приоткрытые ворота и миновав пустую сторожку, Гондор направился прямиком к обветшалому трактиру, заметно уступавшему роскошному дому Стиг Силицы. Попутно он снова и снова перемалывал в голове события минувшей ночи. Было ли реальным его ночное приключение, или он начинает медленно сходить с ума? Перспектива была неприятной. Однако, к сожалению, сумасшествие являлось единственной болезнью, которой «брошенные» были подвержены так же, как и обычные люди. Он слышал по меньшей мере о семерых Странниках, уничтоженных, да-да, именно уничтоженных в разное время Судьями Великого отшельника после того как сошли с ума от одиночества и безысходности. Одного из этих несчастных Кондор видел лично. Дарстан Лавкад. Несчастная, потерянная душа… Он вдруг решил, что у него есть жена и трое детей где-то в другом мире, совершенно отличном от этого, но его лишили возможности вернуться к ним. Дарстан буйствовал несколько дней, кричал что-то о несправедливости, о том, что он хочет домой, но не знает дорога туда, что его обманули… Затем отчаяние переросло в ярость, и он начал убивать, убивать людей. Кондор пытался остановить его, но не успел. Появились ОНИ. Словно тени, бесшумные, молниеносные, скользящие, неуловимые для глаза смертного и едва заметные для Странника. Судьи. Они словно ждали, пока безумец перейдет черту, с самого начала находясь где-то рядом. Они окружили его со всех сторон, готовясь нанести свой последний удар, а он даже не пытался сопротивляться, зная, что его ждет через несколько секунд. Кажется, он жаждал этого. Возможно, именно к этому и стремился, когда пролил невинную кровь. Он не нашел ответов, но отыскал успокоение и принял смерть, как наивысший дар Отшельника. Возможно, он даже был прав, хотя, может, и просто обезумел. Но в последний момент Кондор видел глаза Дарстана. И в них не было безумия. Только отчаяние.