Кондотьер Богданов
Шрифт:
— Велика и обильна Русская земля! — торжественно сказал Иосаф. — Зело украшена лесами, реками и полями. Потому так много врагов, алчущих ее богатств, — он повернулся к Богданову. — Долетит ли до Иерусалима птица твоя?
— Нет! — сказал Богданов.
— А до Киева?
Лейтенант покачал головой.
— Ну, в Новгород?
Богданов прикинул расстояние, количество бензина в баке и еще раз покачал головой.
— Не от дьявола творение это! — заключил Иосаф. — Хитер враг человеческий, да хвастлив — гордыня им владеет. Коли б от дьявола была птица сия, то слуга его непременно похвалился. Тут бы я его и поймал! Богобоязненный человек
Богданов поклонился и поцеловал крепкую длань игумена.
— Отблагодарили тебя за Сборск? — спросил Довмонт пилота.
— Я не просил благодарности.
— Ну, так я награжу! — князь отвязал от пояса кожаный кошель. — Прими!
«Служу Советскому Союзу!» — едва не сказал лейтенант, но вовремя спохватился. Взял кошель и поклонился.
— Перебирайся в Плесков! — предложил Довмонт. — Сотником сделаю, жалованье дам. Мне такая птица надобна.
Богданов колебался мгновение. От Сборска до Плескова тридцать километров по прямой. Ровно на столько же дальше от места, где они провалились в прошлое.
— Не прогневайся, князь, но останусь в Сборске. По нраву мне там. Коли понадоблюсь, прилечу. На птице моей это мигом!
Довмонт нахмурился и внезапно поймал взгляд Евпраксии. Та смотрела на Богдана влюбленными глазами. «Так вот кого избрала! — понял князь. — Вот какая награда Богдана ждет! Ладно! Как сыграют свадьбу, обоих — в Плесков! Условием поставлю! По Богдану видно, что не князь. Из кметов… Захочет княжну — подчинится! А в Сборск посадник найдется…»
— Быть по сему! — сказал Довмонт и, прихрамывая, пошел к коню.
Гости из Сборска провожали кавалькаду взглядами, пока та не скрылась в балке.
— Ох! — сказала княжна и прижала руку к сердцу. — Обошлось!
— Все хорошо, Проша! — шепнул Богданов и, пользуясь тем, что Данило отошел, сжал ей руку. — Ты молодец! Умница!
— Это ты молодец! — возразила княжна. — Я женщина!
Богданов засмеялся:
— Держалась по-богатырски! Одолели врага битве, одолели и в суде. Надо бы отметить!
— Нам отвели горницы в княжьих хоромах, — сказала княжна, — после полудня князь звал на пир.
— Тогда пройдемся по Плескову! — предложил лейтенант. — Очень хочу город посмотреть… Ане обновок купим! — Богданов подмигнул штурману. — Она самолет подготовила, с плошкой сообразила.
— Нет сил! — сказала княжна. — До сих пор ноги дрожат. Поеду в хоромы, прилягу!
Она ускакала с Данилой, Богданов подозвал Конрада. Развязал кошель, насыпал в ладонь наемника горсть серебра.
— Угости солдат! Гляди только, чтоб не перепились! Завалите самолет сеном и сторожите!
— Приезжай к нам! — предложил Конрад. — Что тебе эти хоромы? Не будет тебе перины! Кинут на пол суконную кошму с блохами, на которой собака лежала, не уснешь. Душно, блохи кусают… Приезжай! Лето, тепло, погода ясная… Выпьем пива, ляжем на сено и будем глядеть на звезды! Они здесь, как в земле Швиц, только ближе.
— Да ты, гляжу, поэт! — засмеялся Богданов. — Вкусно уговариваешь!
Он подозвал Аню и рассказал о предложении наемника.
— Я как вы! — сказала штурман.
— Договорились!
Богданов вскочил в седло подведенного коня, наклонился и подхватил Аню под мышки. Штурман взвизгнула, но, оказавшись на холке жеребчика, успокоилась. Богданов обнял ее левой рукой, правой взялся за повод. Аня прильнула к нему и вцепилась в пояс.
— Как стемнеет, жди! — крикнул Богданов
Наемник кивнул. Никто из них не догадывался, что этим вечером они не увидятся. Что встреча произойдет через несколько дней и будет отнюдь не радостной.
13
Богданов привязал жеребца к коновязи торга и помог Ане спрыгнуть на землю. Возле коновязи прохаживался сторож — здоровенный детина с дубинкой в руке. Он окинул гостей внимательным взглядом, но ничего не сказал. «Запомнил! — понял Богданов. — Людей и жеребца. Коня не уведут».
Торг размещался за стенами Довмонтова города — новейшей пристройки к древнему Крому, и расположился между ним и посадом. По пути Богданов с любопытством смотрел по сторонам, затем не удержался и заехал в старый город. Этот Плесков нисколько не походил на знакомый ему с детства Псков. Другие дома; улицы, бегущие совершенно в других направлениях. Ни каменного Крома, ни могучих каменных стен… Улицы узкие, мощеные деревом — бревнами или плашками, на окраинах и вовсе не мощеные. Деревянные строения обнесены высоким тыном — даже с коня во двор не заглянешь. Там, где стоял родной дом Богданова, совсем не было строений — болото за высокими деревянными стенами. Даже реки были другими. Глубокая Великая и даже извилистая Пскова оказались шире и полноводней. Из знакомых зданий имелся только Троицкий собор, хотя и он выглядел иначе. Но все же это был его город — многолюдный, шумный и красивый.
Они ступили на торговую площадь и пошли вдоль рядов, заваленных товарами. На них обрушился шум сотен голосов. Кричали купцы, расхваливая товар, шумно торговались покупатели, пахло свежеиспеченным пирогами, медом. Аня остановилась возле прилавка с зеркалами. Они представляли собой полированные пластинки серебра или меди, в деревянной, серебряной и медной оправе. Молодой купец с жидкой бороденкой на круглом подбородке стал расхваливать товар. Ане приглянулось серебряное зеркальце на деревянной подставке. Конструкция позволяла снять зеркальце с подставки или же смотреться, сидя за столом.
— Сколько? — поинтересовался Богданов.
Купец назвал цену, Богданов немедленно уполовинил. Купец начал горячиться и хвалить товар, Богданов слушал невозмутимо: успел ознакомиться с местными нравами. Видя, что красноречие пропадает даром, купец сбавил цену. Богданов чуть поднял свою. По рукам ударили не скоро, но по виду купца было видно: не проторговался. Зеркальце перешло к Ане, и тут же выяснилось, что носить его в руках неудобно. Пришлось купить сумку: из воловьей кожи, украшенную плетеным узором, красивую, прочную, на удобном ремне через плечо. Без торга сумку, естественно, не отдали. Богданову эта канитель надоела. Он пересыпал в кошель Ани горсть серебра и попросил свои ленты-бусы выбирать самостоятельно. Договорились встретиться спустя короткое время (часов ни у кого не было) у коновязи.
Освободившись от спутницы, Богданов быстро пошел вдоль рядов, разглядывая товар. У него не было определенной цели — любопытствовал. У прилавка с ножами задержался. Перебрал, примерил к руке — не понравились. Сталь лезвий даже на беглый взгляд мягкая, рукоятки простые или же богатые, но неудобные. Продавец заспорил, Богданов достал из ножен свой «золинген». Купец осторожно взял, рассмотрел, поцокал языком и немедленно предложил купить. Богданов отказался и забрал нож.
Он повернул к коновязи, когда кто-то взял его за рукав. Богданов оглянулся: Путила!